Мистер Госпорт был человек неглупый, приметливый и ироничный.

– Как вам подопечная Харрела? Вы хорошо ее рассмотрели, – поинтересовался он.

– Не так уж и хорошо. Она дьявольски привлекательна, но в ней нет задора, нет жизни.

– Откуда вы знаете? Беседовали с нею?

– Конечно, нет!

– И как же вы составите мнение о ней?

– Уже составил. Никто не беседует с женщиной, чтобы узнать ее. Они сами все выбалтывают.

С этими словами он отошел к мистеру Харрелу, и они вместе вышли из комнаты. А мистер Госпорт направился к Сесилии и обратился к ней так, чтобы мисс Лисон не могла их слышать:

– Я давно хотел к вам подойти, но опасался, что вы в плену у своей славной словоохотливой соседки.

– Вы, верно, смеетесь над моей словоохотливостью. Что и говорить, я выглядела глупо.

– Вам надо знать, – заметил он, – что у нас тут некоторые девицы взяли себе за правило говорить лишь с близкими подругами. Мисс Лисон из их числа, и пока вас не удостоят причастностью к ее кружку, вы не услышите от нее ни одного многосложного слова. Так называемые светские барышни, наводнившие нынче город, бывают двух видов: надменные и болтливые. Надменные, вроде мисс Лисон, молчаливы, высокомерны и жеманны. Они презирают все и вся, но особенно – барышень болтливых, таких как мисс Лароль: кокетливых, бойких и фамильярных. Есть меж ними и общее: дома они думают лишь о нарядах, за границей – лишь о восторгах, но повсюду презирают тех, кто с ними не заодно.

– Видимо, сегодня я прослыла одной из болтливых, – решила Сесилия. – А преимущество было на стороне надменной, потому что я страдала от полнейшего пренебрежения.

– Может, вы говорили чересчур умно?

– О нет, за подобное пустословие высекли бы и пятилетнего ребенка!

– Однако в разговоре со светскими барышнями вы должны принимать в расчет не только умственные способности! Впрочем, я знаю безотказный способ привлечь внимание подобных особ. Когда вам повстречается барышня, которая упорно молчит, а если к ней обращаются с вопросом, сухо бросает краткое «да» или лаконичное «нет»…

– У нас есть наглядный пример, – перебила его Сесилия.

– Так вот, в подобных обстоятельствах мой способ включает в себя три темы для беседы: наряды, общественные места и любовь. Сии три темы должны соответствовать трем причинам, по которым барышни молчат: это печаль, притворство и глупость.

– А как же скромность? – воскликнула Сесилия.

– Скромность – почти равноценная замена уму. Но при упорном угрюмом молчанье скромность – лишь притворство, но не причина. Я кратко обрисую все три причины и три метода их лечения. Начнем с печали. Вызываемая ею неразговорчивость сопровождается безнадежной рассеянностью и проистекающим отсюда равнодушием к окружающему. Поэтому такие темы, как общественные места и даже наряды, здесь могут потерпеть неудачу, но вот любовь…

– Значит, вы убеждены, – смеясь, воскликнула Сесилия, – что печаль происходит лишь из этого источника?

– Отнюдь, – ответил он. – Возможно, папаша сердился или мамаша перечила, шляпница пришила не тот помпон или дуэнья слегла перед балом… Что ж еще может выпасть на их долю? Посему если горе нашей барышне причинили папаша, мамаша или дуэнья, то упоминание об общественных местах – этих бесконечных источниках разлада между стариками и молодежью – заставит ее причитать, но оно же и излечит: кто жалуется – быстро утешается. Если преступление совершила шляпница, подобный эффект возымеет обсуждение нарядов. Когда же обе эти темы не подойдут, тут уж, как я сказал, верное средство – любовь, ибо тогда вы затронете все предметы, важные для светских барышень. Перейдем теперь к притворному молчанию. Его признаки: блуждающий взгляд, старательное избегание случайных улыбок и разнообразие безутешных поз. Чаще всего этот вид молчания проистекает из ребяческого тщеславия. В этих случаях, когда о естественности и говорить не приходится, наряды и общественные места почти обречены на провал, но любовь – вновь беспроигрышная тема.