– Чего не любит? – пассажир с интересом взглянул на Химика.

– Не любит, когда приходят без спроса и уходят, не дождавшись разрешения, – пояснил Захар, выпуская облачко ароматного дыма.

– Даже так? А как же я в школу без высочайшего соизволения? – язвительно поинтересовался Генка.

– Да я не о том, – Захар отмахнулся. – На базу попасть теперь шансов немного.

– А, вон вы о чём? Пустяки. Уверен, что этот вопрос Яков Соломонович решит без проблем, – Геннадий вышел из машины и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Он шёл к парадному подъезду школы и улыбался про себя, вспоминая забавный случай из прошлого, когда ему удалось попасть на особо охраняемую территорию комбината в Оренбурге. Всё тот же Яков Соломонович чудесным образом помог в первый раз открыть неподдающиеся засовы строгого запрета. Кто такой Яков Соломонович, Генка и сам не знал. Первое, пришедшее на ум имя и отчество произвело «неизгладимое» впечатление на руководство комбината, и они допустили его, тогда ещё начинающего журналиста, в святая святых, и даже больше, нутра химического монстра, душившего окрестности своими выбросами.

Какое-то время Захар смотрел вслед прихрамывающему журналисту, потом достал телефон и набрал номер:

– Степаныч, ты? А где он? Димон, ты что ли? Сейчас к тебе один кент подойдёт, будь добр, отследи с кем он встречаться будет. Замётано. С меня магарыч.

Машина плавно тронулась, старательно объезжая наполненные водой лужи.

В фойе здания суетились ученики, «броуновское движение» которых трудно было понять. Одни меняли «вторую обувь» на ботинки и сапоги, намереваясь побыстрее покинуть школу, другие – напротив, переобувались, чтобы пройти мимо бдительного вахтёра внутрь. Через короткое время они менялись ролями, словно то, что было сделано ранее, являлось генеральной репетицией по примерке обуви.

Геннадий поймал рыжего пацанёнка за плечо:

– Самойлова помоги найти.

Конопатый почесал лоб, озабоченный тем, что его марафон по кругу был прерван незнакомым мужчиной, но быстро пришёл в себя:

– Сколько дашь?

– Разве что по затылку, – восхитился Генка наглостью юного флибустьера.

Рыжий тут же развернулся в сторону вахты:

– Дядь Дим! А чё этот пристаёт?!

От турникета к ним приближался охранник:

– Вы что хотели?

– Они у вас все такие? – вопросом на вопрос ответил Геннадий. Он ещё пребывал в крайнем изумлении от проявленной только что предприимчивости яркого представителя племени «младого, незнакомого».

– Таких-то? Через одного, – улыбнулся молодой человек.

– Мне необходимо увидеть ученика по фамилии Самойлов.

– Зовут как? У нас их три, кажется, – вопросительно посмотрел охранник.

– Не знаю. У него маму Нюрой зовут.

– Нюрой, – он усмехнулся. – Анна Сергеевна в школе учителем работает. Сына Егором зовут. У них скоро уроки закончатся. Пустить в классы не могу, сейчас всё строго. Вы по какому вопросу хотите его опросить?

Геннадий уклонился от ответа и достал редакционное удостоверение:

– Я журналист, мне надо с ним побеседовать.

– Вы меня неправильно поняли. В здании школы посторонним можно общаться с подростками только в присутствии взрослых. На улице – как посчитаете нужным. Когда он мимо пойдёт, я вам на него укажу.

– Я понял, спасибо, – в ожидании Геннадий присел на скамейку у дверей.

«… Он ещё много бед натворит, но тебя не тронет. Побоится…» – всплыли слова Анастасии Ивановны. – Интересно, что она имела ввиду? Арсений Филиппович мёртв. Что бредила – не похоже. Ещё эти камешки. Какой в её словах смысл?»

– Здравствуйте, сказали, что вы меня ждёте, – перед ним стоял парнишка, словно сошедшая с постера точная копия Орландо Блума, только молоденький.