– Я тоже с тобой поеду.

Я осталась одна в комнате с профессором, которого мы уложили на кровать в пальто и укрыли. Я запаниковала и бросилась подтыкать покрывало, чтобы нигде не осталось щелей.

Но покрывало, пальто, лицо профессора, все было таким ледяным, что, как ни укрывай, толку не было. Я раскрыла его, сняла пальто, пиджак, свитер, ботинки и брюки.

Тут я заметила, что, хотя профессор лежал уже давно, простыня все еще была холодная. Тогда я перевернула его на бок и подтянула его колени к груди. Держа за затылок, я чуть согнула его. Нужно было, чтобы он занимал как можно меньше места. Я снова плотно его укутала.

Мне вспомнились зимние ночи в нашем первом с Ахметом доме. Отопление было печное, мы ложились спать, дрожа от холода. И хотя незадолго до сна мы открывали дверь в спальню, чтобы впустить теплый воздух, постель все равно оставалась холодной.

Мы ложились в обнимку, стараясь занимать поменьше места, и плотно укутывались одеялом. Вскоре воздух под одеялом начинал нагреваться.

Я еще раз проверила, не задувает ли под одеяло. Он был хорошо укрыт, но везде, где я трогала, было холодно. Как он нагреет воздух под одеялом, если у него в теле не осталось тепла! Надо было срочно что-то делать. В любой момент могло стать слишком поздно. В конце концов, я за него отвечала. Университет поручил мне позаботиться о Вагнере. Если он сейчас при мне умрет, что я скажу ректору? «Я отвезла его в Шиле, а он замерз насмерть», – так, что ли, объясню? Такого нельзя допустить! А пресса? Кто знает, какие истории они начнут сочинять! «Американского профессора в мороз отвезли в Шиле на ректорском автомобиле без обогрева, где он погиб от холода». Из-за такого скандала ректор мог лишиться своего кресла. А что мы скажем Гарварду, как сообщим? Как можно было потерять человека в Шиле?

Оставив сомнения, я сняла куртку и что было под ней. Зайдя с другой стороны, я подняла покрывало и запрыгнула в постель в нижнем белье, как прыгает человек в холодную воду, чтобы не мучиться, погружаясь потихоньку.

Постель была такая холодная, что у меня перехватило дыхание. Я испугалась, что потеряю сознание. Зубы стучали друг о друга, меня всю трясло. Я плотно прижалась к профессору со спины. Его хлопковая майка от холода словно затвердела. Я старалась как могла выдыхать теплый воздух и дула под покрывало, на затылок и плечи профессора.

Тут у меня заныли зубы. Наверное, от того, что я никак не могла перестать ими стучать.

К счастью, в скором времени лежать стало уже сносно. Мне самой стало немного лучше, я начала чуть-чуть согреваться. Но профессору это не помогало. Он был совсем плох, лежал беспомощный, без сознания. Неужели было слишком поздно?

Я разозлилась на себя, что потеряла столько времени, поспешно встала и быстро сняла с профессора майку. Он был кожа да кости, а кожа будто посинела.

Вот бы покрывало было потолще! Я огляделась, но ничего не оставалось, кроме как накрыться еще и черным пальто, приходилось довольствоваться тем, что было. Не теряя времени, я повернула профессора на бок и снова запрыгнула в постель позади него. Плотно укрывшись, я сильно прижалась к нему сзади.

На мне было только белье, и голой кожей я словно касалась льда. Я съежилась, задрожала, но не отступила. Чем становилось холоднее, тем крепче я к нему прижималась и пыталась согреть его, дыша в затылок. Профессор был такой худой, что кости таза выпирали.

Лежа так, обвив его, я вспоминала события прошедших дней и жалела себя. В какую же историю я попала.

В море не было ни кораблей, ни рыбацких лодок. Надо быть сумасшедшим, чтобы выйти в такую погоду. Сейчас рыбаки наверняка чинят сети на пристани, едят горячий суп и пьют чай в рыбацких домиках. Или играют в окей