Люди загудели с новой силой. Старейшина Петрий бросил на Велириму тревожный взгляд, затем оглядел толпу – многие уже открыто требовали выгнать «колдовок». Но страх перед неведомым чудовищем пока удерживал их от более решительных действий.

– Если ещё хоть один человек пропадёт или тварь снова нападёт, вся вина падёт на вас! – громко заявил кто-то из толпы. – Будете отвечать за каждого погибшего!

– Пусть старейшина решает! – выкрикнул другой. – Или сами устроим суд!

Петрий поднял руки, пытаясь унять гнев:

– Люди, одумайтесь! Нет никаких доказательств колдовства. Да, беды пришли, но сначала нам нужно разобраться с чудовищем…

Толпа немного притихла, хотя враждебность не исчезла из взглядов. Дарина сжимала кулаки так, что пальцы побелели, а Орина прижималась к её плечу, дрожа от страха. Велирима же умоляюще смотрела на старейшину, но тот лишь бессильно качнул головой, показывая, что не может защитить их от всеобщей ненависти.

– Если мы не прогоним зверя, скоро людей не останется вовсе, – зло сказала женщина из толпы. – Если пропадёт ещё хоть кто-то, то отвечать за всё будет травница со своими дочками. Раз такие сильные, пусть сами идут и убивают эту тварь!

Толпа снова загудела, поддерживая предложение. Велирима замерла, не найдя слов. Дарина почувствовала, как сердце сдавливает от несправедливости, но понимала, что любые её слова только ухудшат положение. Петрий развёл руками, не в силах унять народное возмущение.

– Я… – Велирима попыталась что-то сказать, но осеклась, заметив злобные взгляды крестьян. – Мы подумаем… что делать…

Но её уже никто не слушал. Было очевидно, что следующий случай нападения зверя или утопления в болоте окончательно утвердит вину её семьи в глазах жителей Ясницы. Дарина понимала: она даже не сможет даже объяснить людям, почему земля содрогается в ответ на её чувства. Для крестьян это будет явным признаком колдовства.

Постепенно толпа начала расходиться, но некоторые всё ещё ругались, бросая обвинения вслед травнице и её дочерям. Драгемир, стоявший в стороне, тихо проклинал и Ясницу, и горы, и «ведьмину семейку». Когда все разошлись, Велирима подошла к дочерям, опустив руки, и голос её дрожал:

– Простите меня… Я так виновата…

Дарина тяжело сглотнула. Ей отчаянно хотелось крикнуть, что именно секреты и множат страх, но промолчала. Орина не говоря ни слова прижалась к материнскому плечу.

Они медленно направились домой, чувствуя на себе тяжесть злых взглядов. За ними ещё долго тянулся сердитый шёпот. Наступали сумерки. Ветер усилился, гоняя пыль по улицам, и вскоре вокруг дома старейшины стало пусто. Петрий смотрел вслед Велириме с тихой обречённостью, словно хотел защитить её, но был бессилен против ярости односельчан. Уже давно ходили слухи о его симпатии к травнице, но сейчас это не имело значения.

Сёстры привели мать домой, где их встретила холодная темнота. Дарина растопила печь, и дом немного ожил, наполнившись слабым теплом. Мать стояла у окна, задумчиво глядя в ночь.

– Завтра нам придётся держать ответ перед всеми, – тихо сказала она. – Людям нужен виновный. Я не хотела, чтобы вы оказались в таком положении, но, видимо, это неизбежно.

– Мы же ни в чём не виноваты, мама, – прошептала Орина.

Велирима горько улыбнулась:

– Люди верят в то, что проще объяснить. Если что-то непонятно, легче обвинить ведьм. Так было всегда…

Она замолчала, словно не решаясь произнести самое важное.

Дарина нахмурилась, чувствуя, как внутри поднимается тревога. Оставалось лишь надеяться, что этой ночью чудовище не нападёт, иначе ярость толпы может оказаться необратимой.