Шаман махнул рукой.

- Ладно, хорошо! Я поговорю с Омайоном. Если отпустят…

Я просияла.

- Поговори так, чтобы отпустили, хорошо?

Уайбан покачал головой и усмехнулся.

- Придётся часть монет отдать ему обратно за работницу, однако.

У меня всплыли перед глазами его сокровища, и я подумала беззлобно, впрочем: “Ничего, не обеднеешь.”.

Когда я сообщила это Оруунэ, она чуть не задушила меня в объятиях.

- Аяна, ты просто солнце! Какая же ты хорошая!

Арчын поначалу не пришел в восторг от этой идеи.

- Мать меня пилить будет. Чего вы там удумали.

Я нахмурилась.

- Думаю, ты не сильно при этом пострадаешь. А вот Оруунэ и ребенок могут. Если она надорвётся, то роды могут начаться раньше и… да не хочу даже говорить. Плохо может всё закончиться.

- Мы задобрим богиню Айыысыт и всё будет хорошо, - упрямо произнёс Арчын.

Мне захотелось пихнуть его в только что сросшиеся рёбра. Вот засранец.

- Арчын, ну, если желание Уайбана для тебя пустой звук, то я так ему и передам, - вскинула я одну бровь, надеясь, что это усилит действие моих слов.

В глазах молодого бестолкового мужа промелькнул страх.

- Нет-нет, я просто так говорю. Пусть Оруунэ приходит к вам, конечно.

Оруунэ округлила глаза и надула щеки, а потом с шумом прыснула.

- Ну вот и замечательно, - благосклонно кивнула я, - будет здесь сидеть и приданое для малыша шить.

Вскоре они перебрались к себе, а Оруунэ стала приходить по утрам и уходить домой поздно вечером. В один из дней она пришла взволнованная и радостная.

- Собирайся. Прошло три дня, как Намыына родила!

Сначала я не сообразила, зачем и куда я должна собираться. Чай, не патронажная сестра. Потом, хорошо, сообразила. Вернее, вспомнила: на третий день после счастливого события все женщины стойбища собираются в юрте роженицы и провожают богиню Айыысыт. И это представляло из себя целый аттракцион. Я не помнила деталей, но подумала, что, наверное, это должно быть интересно. Поэтому охотно согласилась, и мы пошли, предупредив Уайбана. Мужчины в этом действе участия не принимали.

Согласно обычаю, в балагане около места, где происходили роды, уже установили остов шалаша, который покрывали кусочками бересты. Заранее вырезанные фигурки коня, лося и собаки стояли возле модели шалаша. А также деревянная миска с кашей и ковш.

Женщины и девушки, включая нас, уселись в круг. Лица у присутствующих были крайне торжественны. Я заметила уже знакомых мне: Тэбию, Моттону и Кюнней. Сырзу, которая сразу уставилась на меня. Я так и чувствовала её глаза-буравчики на себе, как будто противные мухи, которых я не могла согнать.

Но я решила не обращать на неё внимания, мне хотелось погрузиться в обряд.

Развели костёр. Мать ребёнка Намыына, взяв маленький лук, стала стрелять из него в животных, фигурки затем складывались в ямку.

Повивальная бабка, которая была не такая уж и бабка, относительно молодая женщина в высокой шапке и шубе, трижды зачерпывала кашу и выливала в огонь. При этом она произносила благопожелание Айыысыт.

После этого все мы, сидящие вокруг, должны были намазать ладони маслом и, как бы вычерпывая пламя костра, обмазывали себе лица и восклицали: «Радость, счастье!».

А затем нужно было смеяться, выражая радость по случаю рождения ребёнка. К тому моменту мне невольно стало так смешно, что хохотала я вполне искренне, сидя в кругу этих женщин, обмазанная маслом, как блинчик. На какое-то короткое время мне удалось забыть, что ждёт их всех, если я не предупрежу. Но кто мне поверит, если я скажу: очень скоро большой пожар уничтожит всю деревню? Захотят ли они поверить, учитывая, что нужно будет бросить обжитые дома? Они ведь не были кочевниками…