Холмский открыл калитку и молча приложил руку к груди. Слов нет, но эмоции захлестывают.

– Во-первых, здравствуйте! – уколола его Парфентьева.

– У меня такое чувство, что мы сегодня виделись.

– Вчера.

– Утром я ждал вызова на допрос. Не дождался. Но такое ощущение, что весь день отвечал на ваши вопросы… Но вы, конечно же, справились без меня.

– Не совсем, – поморщилась Парфентьева.

– Преступников установили, но не задержали.

– Так и будем на пороге разговаривать?.. Могу выписать повестку… На сегодня.

Холмский провел гостью в дом.

За порядком в доме следила жена. Следила с фотографий, они здесь на каждом шагу. И со всех фотографий Рита улыбается где-то весело, где-то грустно. Это ее дом, она полная здесь хозяйка, он всего лишь поддерживает чистоту. И живет здесь, совершенно не желая ничего для себя менять.

В гостиной тихонько работал телевизор, на столе почти пустой графинчик. Пельмени остыли, смотрелись уже далеко не так аппетитно.

– Выпиваете? – вроде как строго и укоризненно спросила Парфентьева.

Она смотрела на фотографию Риты, стоявшую в рамке на телевизоре. Профессиональное фото, в Черногории отдыхали, берег моря, закат, Рита такая счастливая, раскрепощенная. Холмский любил эту фотографию, на этом берегу Рита его и ждет, когда-нибудь он присоединится к ней, и они снова будут вместе.

– Жена мне разрешала. Но только после смены. И не больше два по сто… Присаживайтесь!

Холмский глянул на жену, пусть не переживает, Парфентьева угрозы не представляет.

– Чай, кофе? – спросил Холмский.

К чаю он мог подать печенье, домашнее, невестка угостила. Рабочий день закончился, наверняка Парфентьева не прочь перекусить… В действительности все оказалось гораздо сложней.

– А водки не предложите?.. Граммов сто, не больше.

– Само собой!

Холмский забрал графинчик, налил в него водки из холодильника. Подал с парой свежих бутербродов и плошкой квашеной капусты. И огурчиков положил.

– Капустка квашеная, огурчики маринованные, собственного приготовления. Очень вкусно… Теперь вы хвастайтесь! – усаживаясь в свое кресло, сказал он.

– Чем? – не сразу поняла Парфентьева.

– Успехами на деловом фронте. Сколько было преступников? Пальчики сняли? Личности установили?

– Следы пальцев не обнаружены, – покачала головой Парфентьева.

– И все равно за успех вашего отнюдь не безнадежного дела!

Холмский налил водку по стопкам, поднял свою стопку, Парфентьева посмотрела на него, как будто он собирался споить ее и уложить в постель. Как будто это он предложил ей выпить и сейчас настаивал на этом.

– Даже не сомневайтесь, ограбление будет раскрыто!

Парфентьева подняла стопку, хотела выпить, не чокаясь, но вовремя сообразила, что сама же создает плохую примету. Не чокаясь, пьют по «глухарю», а она должна раскрыть дело. Или ее признают профнепригодной.

Закусила она огурчиком и капустки попробовала. Кивнула в знак одобрения и взялась за бутерброд. Холмский подал чаю.

– Как же так, преступники фактически хозяйничали в квартире – и ни одного пальчика, – сказал он, усаживаясь.

– Новые технологии, жидкие силиконовые перчатки.

– Видеокамера, цитрусовый спрей… Что Сысоева говорит? Кто знал про сейф?

– Ну, кто мог знать, сын покойного, возможно, его друзья, уголовный розыск отрабатывает, но я думаю, это тупиковый путь. Даже если будут подозреваемые, где брать доказательства?

– Неужели ни одного пальчика, ни одного волоска?

– Ну почему же, пару выпавших волос мы нашли. А что это дает?.. Хорошая у вас водочка, – намекнула Парфентьева.

Водочка самая обыкновенная, но Холмский знал, что на первой стопке женщина не остановится. Устала она от работы, от постоянного напряжения, расслабиться хотела. Хотя бы чуть-чуть раскрепоститься.