– Устала? – Киваю. – Держи ключи, ложись.

Поднялась наверх и переоделась. Спать было негде, кроме как вместе, но кровать была такой широкой, что с одного ее края было не докричаться до другого. Я мгновенно уснула. Спокойно и крепко – так, как всегда спала в доме, который называла его.

Когда я поднялся в квартиру, она уже десятый сон видела. Ютилась на постели с краю, ближе к балкону. Я открыл ставень, впуская в комнату воздух.

В отличие от многих женщин, которых я наблюдал спящими в своих постелях, она во сне не выглядела умиротворенной и расслабленной. Во сне она хмурилась и надувала губы так, как делала только будучи на чем-то очень сосредоточенной. Должно быть, что-то снилось.

Я покурил и вернулся в комнату. Времени было уже за два часа ночи. Я переоделся и лег. Из уважения к своей гостье – на другом краю широкой постели. Память обожгло последним разом, когда мы засыпали, обнявшись, и никто из нас не знал тогда, что этот раз – последний. Но это было слишком давно, чтобы быть правдой.

Суббота.

Когда долго живешь один, звуки присутствия в квартире другого человека приводят в замешательство. Особенно спросонья. Продрав глаза и оглядевшись, я не нашел ее спящей рядом, но увидел вещи и вспомнил, что она здесь. Судя по запаху, варила кофе и тихо мурлыкала себе под нос. Об ее привычке разговаривать с собой я узнал при схожих обстоятельствах, но услышать это еще раз было довольно странно.

Она вернулась в комнату. Шаркала по полу в моих тапках, мелькала пятнами розовой краски на серых домашних штанах, с чистых волос капало. Снова худая – ребра торчат под ключицами, штаны не держатся на бедрах, еще немного – спадут. Но мощная: тугие мускулы обтягивали руки, запястья – узкие, в огромных ладонях – дымящаяся кружка, и в пальцах – серисто кашлявший аккорд Е.

– Кофе будешь?

– Давай.

– Тебе принести?

Я пришел. Что меня в ней всегда забавляло, так это та скорость, с которой она привыкала: она видела эту квартиру и эту кухню первый раз в жизни, но хозяйничала на ней так, будто бы она всегда была ее. С другой стороны, это было логично – ведь это была моя кухня. А все, что было устроено по моей логике, поддавалось ей легко, потому что сама она была лишь плодом моего воображения. Я улыбнулся, вспомнив ту весну, когда я ее впервые так назвал. Вспомнил, как она удивилась. Как развила эту глупую шутку в целую концепцию. И, если принимать эту концепцию, то это не она захотела приехать – это я захотел, чтобы она захотела. Я допил кофе – может, это и было правдой.

– Какие на сегодня планы? – Она пожала плечами и села напротив, поджав под себя ногу. Ела орехи и курагу.

– Ты работаешь? – Я кивнул.

– Закончу часов в пять, потом собирался выпить с друзьями. – Она с усмешкой выгнула брови.

– Обзавелся друзьями?

– Хочешь, присоединяйся. – Она забрала мою кружку и встала.

– Вы здесь будете?

– Да. – Я протиснулся на балкон, на ходу закуривая. Домыв кружки, она подошла и встала рядом, облокотившись о косяк двери. Жестом попросила затяжку, я дал.

– Пьешь свое же пиво?

– Вино. – Она скривила губы, и я поспешил добавить. – Для тебя возьму чачу, если хочешь.

– Хочу. – Она не пила вино, ей от него было плохо. Я отдал ей сигарету, она докурила ее в две затяжки, затушила о перила и выбросила.

– Что будешь делать? – Она без стеснения переодевалась, я без смущения развешивал на балконе в комнате выстиранное белье. День обещался быть теплым.

– Погуляю. – Она пыталась укладывать волосы, но кудри не слушались. Я ухмыльнулся.

– Купи домой что-нибудь. – Я отдал ей куртку, в пальто было бы жарко; она стояла в дверях, дожидаясь, пока я обуюсь.