Продолжая высказывать свои впечатления о вчерашнем вечере, дона Фирмина не сводила глаз с лица Аурелии, по выражению которого стремилась угадать, как та относится к ее словам, и была готова взять их обратно, если они вызовут хотя бы малейшее недовольство девушки.

Аурелия не прерывала дону Фирмину, желая, чтобы убаюкивающие звуки ее речи помогли ей самой отвлечься от занимавших ее мыслей. Девушка слушала компаньонку, не вдумываясь в смысл ее слов; она знала, что дона Фирмина говорит о бале, но не следила за тем, что именно она рассказывает.

Вдруг Аурелия прервала ее:

– Дона Фирмина, как вы находите Амаралзинью?

Компаньонка сделала вид, что вспоминает.

– Амаралзинья? Это та девушка, которая была в синем?

– Да, ее прическу и платье украшали серебряные колосья. Она была одета просто и со вкусом.

– Помню, помню. Очень элегантная особа, – сказала дона Фирмина.

– А кроме того, она имеет прекрасные манеры, превосходно играет на фортепиано и замечательно поет.

– Но редко появляется в свете. Вчера я видела ее впервые; не помню, чтобы мы встречались прежде.

– Вчера был ее первый выход!

Во время этого диалога Аурелия почувствовала, что сокровенные мысли вновь увлекают ее за собой, овладевая ее душой. Однако, противясь этому, она живым и уверенным тоном обратилась к компаньонке:

– Прошу вас ответить на один мой вопрос, дона Фирмина.

– Спрашивайте, Аурелия.

– Пообещайте прежде, что не будете лукавить.

– Лукавить? Да разве есть на свете кто-нибудь честнее меня? Не моя ли честность приносит мне столько неудобств?

Девушка не решалась задать вопрос.

– Говорите, сеньора.

– Кто, по-вашему, красивее: Амаралзинья или я? – сказала наконец Аурелия, слегка побледнев.

– Ну и ну! – ответила, смеясь, компаньонка. – Вы, конечно, шутите, Аурелия? Разве можно Амаралзинью сравнить с вами?

– Скажите честно!

– Есть девушки красивее Амаралзиньи, но и они вам в подметки не годятся.

Вдова назвала имена четырех или пяти девушек, которые тогда были в числе первых красавиц и которых теперь я не помню.

– И все же она так элегантна! – возразила Аурелия и на миг вновь сосредоточилась на своих мыслях.

– Это дело вкуса!

– Как бы то ни было, ее манеры лучше моих, не так ли?

– Что вы, Аурелия? Во всем Рио-де-Жанейро нет девушки, чьи манеры были бы так изящны, как ваши. Да что Рио-де-Жанейро! Такой, как вы, наверное, нет и в самом Париже.

– Спасибо. И это ваша честность, дона Фирмина?

– Да, сеньора. Такова моя честность, и выражается она в том, что я говорю правду и не скрываю ее. К тому же мои слова вам много кто может подтвердить. Вы играете на фортепиано, как Арно15, поете, как примадонна, а своей речью способны очаровать любого чиновника или дипломата. Что удивительного? Когда вы пожелаете, вы говорите так же красиво, как пишут в романах.

– Вас и впрямь нельзя упрекнуть в лести. Мои достоинства вы явно недооцениваете, – ответила девушка, подчеркивая последние слова ироничной улыбкой. – Разве вы не знаете, дона Фирмина, что у меня золотой стиль, наиболее возвышенный из всех возможных, и потому против моего красноречия нельзя устоять? Языком романов, этой низкой прозой, изъясняются только бледные романтические девушки, имеющие обыкновение томно вздыхать. Моя же речь – это поэма, я сама – воплощение поэзии, блистательной и ослепительной.

– Я понимаю, о чем вы; золото все и всех делает красивее и позволяет купить что угодно, даже здоровье. Но заметьте, наиболее преданные почитатели вашей красоты – как раз те, кто не претендует на ваше богатство: одни женаты, другие слишком стары…

– Дона Фирмина, скажите, не кружилась ли у вас голова, когда вы в первый раз почувствовали запах табачного дыма?.. Так вот, золото источает невидимый дым, который опьяняет сильнее, чем тот, что исходит от гаванских сигар или от ужасных папирос, которые курят некоторые юноши. Все люди, окружающие какого-нибудь старого богача, будь то министры, сенаторы или фидалго