Инденберг безошибочно вычисляет, кто помог мне прибыть на встречу без опоздания. Вид Ильи не вводит его в заблуждение. Александр даже не удостоился его внимания.

Мы усаживаемся за «столик переговоров». Охранник с племянником садятся за другой столик. Здесь подают, оказывается: бесшумный официант появляется вовремя. Я делаю заказ. Себе кофе, проглоту – посущественнее. Всё это под пристальным взглядом Инденберга.

– Я вас внимательно слушаю, Стефан Евгеньевич, – произносит он, не прикасаясь к своей чашке.

У него покрасневшие веки, как у человека, что всю ночь не спал или пялился в монитор. Но это ещё не доказательство.

– Где она? – спрашиваю напрямик, впиваясь взглядом в его лицо. Мне сейчас не до вежливых фраз.

– Вы что-то потеряли, Стефан Евгеньевич? – приподнимает он бровь и взгляд не отводит.

Знает. Теперь я точно знаю: он в курсе, но вряд ли что-то скажет. Тем не менее, я всё ещё пытаюсь его продавить.

– У неё никого не было здесь из знакомых, кроме тебя. И если кто мог помочь ей скрыться, то это ты. Не зря же ты крутился всё время рядом, правда, Инденберг?

– Роберт, – не отводит он от меня пристального взгляда. – Предпочитаю, чтобы ко мне обращались по имени.

На меня вдруг накатывает жуткая усталость. Я на ногах с тех пор, как Дану удалось привести меня в чувство. Все неурядицы, напряжение последних месяцев отошли куда-то далеко-далеко.

Сидя напротив человека, который, по всей видимости, помог Нике скрыться, я подумал: к чему это всё? Вся эта суета, интриги, козни, вечное хождение по краю опасности? Всё это стоит делать, когда тебе есть для кого жить. А я снова всё растерял, ничего не приобретя взамен. Не успел ни почувствовать, ни разобраться в себе.

– Послушай, Роберт, – произношу слова и понимаю, как тускло звучит мой голос, – между мной и Никой случилось недоразумение. Она ушла на эмоциях, толком не разобравшись в себе и неправильно истолковав мои слова. Я найду её с тобой или без тебя. Вопрос времени. Если тебе кто-то заплатил, я заплачу больше. Если после нашего разговора Ника захочет уйти, она уйдёт. Я отпущу её.

– Послушай, Стефан, – в тон мне отвечает Инденберг, правда, в голосе его куда больше жизни, хоть эмоций он и не показывает – держится очень хорошо, – это ты – сплошное недоразумение. Ты почему-то считаешь, что деньги решают всё. Это далеко не так. К счастью, я не знаю, где Ника, и ничем помочь тебе не могу. А если бы знал, ради тебя не пошевелил бы и пальцем.

– А ради ребёнка? – задаю я вопрос, который не планировал – вырвалось само. Наверное, это то, что контролировать невозможно. А может, всё, что связано с Никой, не поддаётся никакой логике. Да и не нужно. Я хочу быть живым – понимаю, ощущая тупую боль в груди. Там, где находится сердце.

Инденберг хорошо держится, но я всё же улавливаю, как на миг вздрагивает на его щеке непослушный мускул.

– Ничем не могу помочь, – чеканит он, глядя мне в глаза. Вопросов он не задаёт. Может, потому что ему есть кому их задать.

– Передай Нике, что она задолжала мне разговор, – поднимаюсь я из-за стола. – И я всё равно доведу его до конца. И пусть бережёт себя. Мой ребёнок должен родиться здоровым. В идеале – в полной семье. Всего хорошего, – киваю, не подавая руки. Вот эти дружеские жесты нам ни к чему. Он это тоже прекрасно понимает.

Илья с горестным вздохом отрывается от тарелки: он ещё и половины съесть не успел, но возмущаться не станет, понимая, что нам нужно убраться отсюда, пока я ещё в состоянии владеть собой.

Мы идём к выходу. В пустом тихом зале слышны только наши шаги, что эхом отлетают от стен. Между лопатками жжёт. Это Инденберг провожает меня долгим взглядом.