При изучении материалов дела Гребнев решил не опираться на мнения профильных специалистов и пушкинистов, то есть представителей научного сообщества. Он считал их личными оценками исследователей, обусловленными историко-литературными позициями авторов, изучавших одни и те же документы. Если ему говорили, что известный специалист уже высказался по теме, Гребнев отвечал: «Никто не знает, зачем он это написал, а сам он уже не расскажет». Ко всему спектру профессиональных мнений можно обратиться и позднее, если потребуется привлечь на свою сторону научный авторитет.

Более Гребнева интересовали выводы какого-нибудь, как и он, политического консультанта, однако люди такой специальности материалы дуэли не изучали, а если изучали, то ничего об этом не публиковали. А его личная предвзятость, на которую Гребнев соглашался, нуждаясь именно в собственном понимании фактов, была обусловлена профессиональным воззрением – точкой зрения политического консультанта. Особенность такого подхода к вопросу состояла в том, что, в отличие от историков, которые ищут «историческую правду», политический консультант Гребнев выяснял, как историю использовали и как её использовать дальше. Избавиться от этого «фона» было трудно и, как он считал, не нужно. Ход размышлений Гребнева всегда профессионально окрашивался, что и позволяло проводить анализ и делать выводы, которые интересовали его как политического консультанта, а не историка или литературоведа – нюансы важны везде.

Гребнев старался смотреть на вещи объективно и не усложнять смысл простого. Изучая материалы, он формулировал обобщённые тезисы, по которым делал заключения, и получал представление о предмете. Решив, что изучить судебно-следственные материалы ему по силам, Гребнев доверял собственным выводам и мог использовать их, как сочтёт нужным. В помощники он взял работника КПП, аспиранта социологического факультета МГУ Алексея Смирнова, которого почитал за аналитика с хорошими способностями. Алексей быстро улавливал, что хотел руководитель, и Гребневу иногда казалось, что тот научился у него говорить вслух меньше, чем на самом деле думает.

Методика анализа и изложения информации в справке соответствовала методу, обычно применявшемуся Гребневым для работы с объёмным фактическим материалом. Он наставлял Алексея, какие данные следует выделять и группировать и как вносить в справку конкретные и обобщенные сведения, которые по разным причинам существенны для изучения поставленного вопроса. На практике им приходилось анализировать уголовные дела, в том числе старые – репрессированных родственников сегодняшних клиентов. Гребнев говорил: «На дело мы смотрим с точки зрения юристов сегодняшнего дня. Мы не собираемся ломать судебное решение, но проверяем, насколько хорошо следователи и судьи сделали свою работу». «Так я же не юрист…» – вставил Алексей, получив задание в первый раз, и тут же осёкся под взглядом Гребнева. После первых попыток, правки и дополнительных разъяснений Алексей составлял документы так, как требовалось Гребневу, и он в очередной раз подумал, что работник у него хороший.

Перед началом работы Гребнев объяснил Алексею, что в итоге необходимо определить, насколько полно и всесторонне проведено официальное расследование причин и обстоятельств поединка, удостовериться, что выводы суда основаны на результатах рассмотрения материалов дела, и сформулировать, как царская Россия описывала и оценивала обстоятельства дуэли. С учётом объявленных задач и составлялась справка.

Предстояло изучить военно-судное дело в виде материалов трёх производств: «канцелярии Аудиториатского департамента о предании военному суду поручика Кавалергардского Её Величества полка барона Геккерена», «Военно-судной комиссии, учреждённой при лейб-гвардии Конном полку», «переписки Аудиториатского департамента и определения генерал-аудиториата» – всего двести тридцать четыре листа допросов обвиняемых и свидетеля, документов, справок, судебных определений, служебной переписки. Работали Гребнев и Алексей слаженно, обсуждали текущие результаты и проверяли друг друга. Оба находились под впечатлением от узнавания истории, ведь не каждый день доводилось читать исторические документы о расследовании обстоятельств трагической смерти человека, признанного олицетворением национального гения России.