Он пытался вырваться, но было поздно – толпа сомкнулась вокруг, и его затянуло в этот зомбированный хаос. Кто-то наступил ему на ногу, другая девица, с волосами, выкрашенными в цвет ядерной сирени, случайно ткнула его локтем в рёбра, а стриптизёрша с мохнатой промежностью, снова голая и блестящая, подскочила сзади и шлёпнула его по заднице с криком: «Жги, бледненький!» Его клыки непроизвольно выдвинулись, глаза закатились, и он понял, что это не просто ночь в клубе – это ад, который он каким-то образом проглядел за свои века существования. А зелёная всё орала: «Ну ты где там, не отставай!» – и крутилась вокруг него, как спутник на орбите, пока он мысленно прощался с остатками своего бессмертного рассудка. «Надо валить отсюда!» – пронеслось в его голове, пока он уворачивался от очередного шлепка мохнатой стриптизёрши и пытался не задохнуться от клубничного перегара зелёной. И тут, как по заказу, судьба подкинула ему шанс: к нему подкатилась какая-то девица в блестящем топике, больше похожем на фольгу от шоколадки, и начала крутить задницей с таким усердием, будто пыталась накрутить себе новый позвоночник. Её ягодицы вращались, как два вентилятора на максимальной скорости, и он на секунду замер, ошеломлённый этим гипнотическим зрелищем.

Зелёная, заметив конкурентку, выпучила глаза, как лягушка, которой наступили на лапу, и заорала: «А ну, швабра фольгированная, пшла вон от моего ледяного!» – и ринулась в бой, размахивая руками, словно ветряная мельница на стероидах. Её платформы топали по полу, как боевые барабаны, а волосы хлестали воздух, будто она пыталась отогнать рой невидимых мух. «Фольгированная» не растерялась и ответила тем же, махая руками, как пьяный дирижёр на концерте для глухих. Толпа, увидев этот махающий хаос, решила, что это новый челлендж, и тут же все начали дёргать руками в разные стороны – кто-то попал соседу по лицу, кто-то сбил стакан с барной стойки, а один парень вообще улетел в угол, споткнувшись о собственные конечности.

Он не стал ждать развязки этой битвы титанов и, пользуясь моментом, рванул к выходу, расталкивая зомбированную толпу. Выскочив на холодный воздух, он пробежал несколько кварталов, пока не оказался дома – в своей тёмной квартире с огромным гробом посреди комнаты, обитым чёрным бархатом и украшенным серебряными черепами. «С меня хватит таких вылазок, пора забыть это, как старый сон», – пробормотал он, наливая себе бокал красного вина из старинного графина. Он уже собирался забраться в гроб, предвкушая покой, как вдруг крышка со скрипом откинулась, и изнутри вылезла она – зелёная, с растрёпанными волосами и всё ещё в жёлтых трусах, на которых теперь остался один полуживой смайлик.

«Ну ты блин ваще даёшь, я за тобой бежала через всю Москву, чуть платформы не стоптала!» – завопила она, вываливаясь из гроба и тут же плюхаясь на пол, как мешок с картошкой. Её «дроны» подпрыгнули, а она, потирая ушибленное колено, добавила: «Думала, ты меня к себе в склеп затащить хочешь, романтик ледяной!» Он замер с бокалом в руке, глядя на неё, и понял: от судьбы не убежишь, не уйдёшь, не спрячешься – даже в гробу. «Да чтоб тебя…» – выдохнул он, а она хихикнула: «Ну что, наливай мне тоже, будем жить вечно вместе, мой бледненький!» – и тут он осознал, что эта ночь была только началом его персонального комичного ада.

Тоня, Марта и Маша мчались по пустынному шоссе в стареньком «Жигули», который скрипел и дребезжал на каждом повороте, словно жалуясь на свою нелёгкую жизнь. В салоне пахло дешёвыми духами, жвачкой и слегка подгоревшей мечтой о больших деньгах. Тоня, сидя за рулём, то и дело поправляла зеркало заднего вида, чтобы полюбоваться своими накладными ресницами, которые она приклеила накануне с помощью супер-клея – теперь они держались намертво, хоть и немного чесались. Марта, развалившись на пассажирском сиденье, листала какой-то мятый журнал про богатых мужиков, мечтательно причмокивая губами, накрашенными ярко-розовой помадой. Маша на заднем сиденье грызла ногти и болтала ногами, пытаясь попасть в ритм старой попсы, что хрипела из колонок.