Двадцать седьмое

Почему-то в памяти осталось, что расторжение брака стоит дороже, чем заключение. И оплатить брак можно с карточки прямо на месте, а вот если разводиться, то только через банк. Удобно, скрепно. Да ну на фиг с этими банками связываться, давай ещё вместе поживём.

Нарядная женщина с пышной причёской. Я в свитере, Лиза в блузке. Нет, без свидетелей.

Нет, колец тоже не будет, только мы. Читает какой-то поздравительный стих. И в горе, и в радости. Сумбурная церемония, но глаза радостные. Не потому, что брак – это важно, не потому что это какой-то статус, а потому что мы сделали это вместе, а нам всегда клёво делать что-то вместе. Согласны ли Вы Елизавета? Согласна. Согласны ли Вы Евгений? Согласен. Властью, данной мне Кутузовским ЗАГСом города Москвы объявляю вас мужем и женой, можете поцеловаться. В принципе разрешение нам и не требовалось. Нас так однажды в Большом Театре одёрнули капельдинеры. Молодые люди, успокойтесь! Слишком энергично целовались. Но в этот раз поцелуй был другой. Он был нежный. Светлый. Лёгкий. Я целовал мою жену. Ничего не изменилось, кроме двух штампов в паспорте и красивой бумажки со словом «Свидетельство». Упираемся лбами друг в друга, большие глаза сверкают радостью, тихой, но всепобеждающей. Муж. Жена. Шепчем губами, новые, красивые слова. Целуемся опять. И опять. Даже нарядная женщина с пышной причёской кажется искренне улыбается. Сразу видно, что у нас по-любви. Хочется обернуться к ней, и сказать, что она это ради бесплатного проезда на автобусе по социальной карте москвича, но ума хватает не портить таинство.

В коридоре моя жена помогает мне надеть куртку. Всё ту же красную, уже изрядно подмокшую от растаявшего снега. Говорю охраннику «прощайте», «до свидания» кажется каким-то нелепым, мол «ещё вернёмся». Перед ЗАГСом Лиза курит теперь как замужняя женщина. Муж и не против. Сидит, смотрит влюблёнными глазами. Паспорт не съел, время ушло, теперь придётся холить и лелеять, чем я в общем-то и занимался на тот момент уже два года и один месяц ровно. Двадцать седьмое. Расписались мы в марте. Двадцать седьмое. Лиза впервые приехала ко мне домой играть в настолки с друзьями. Это был январь, и я не знал, что у неё оказывается день рождения. Двадцать седьмое. Был февраль, и я предложил ей встречаться. Двадцать седьмое. Ровно год, с убийства Немцова. И я выбрал не идти на марш памяти, я выбрал пойти с Лизой в ресторан, а потом предложить ей встречаться. Борис Ефимович, ангел хранитель нашей любви. Мученик своей родины и провозвестник нашего счастья. Двадцать седьмое. Эту дату мы будем отмечать в каждом месяце, не удосуживаясь посчитать, сколько прошло месяцев с похода в Большой театр или Кутузовский ЗАГС. Двадцать седьмое. Просто наш день, день нашей семьи и нашей любви.

Мы встретились на Камергерском, в маленьком французском ресторане. Куда можно сводить девушку недалеко от МХАТа? – бомбардировал я вопросами однокурсниц. Хотелось почему-то всем рассказать, что у меня теперь есть девушка. Вернее, будет. Она ведь об этом пока не знает. Я не сразу влюбился в Лизу. Сначала она меня просто очень заинтересовала как человек. И несмотря на первое сумбурное впечатление, раскрывшийся общий интерес к музыкальному театру заложил крепкие основы наших отношений. Первый наш поход состоялся на Аиду в Станиславского. Пришёл я на оперу со дружеско-эротическими чувствами, а ушёл наполненный любовью. Лиза сразу поразила меня невыразимой внутренней интеллигентностью. Понятно, что мы пришли в оперу, куда большинство людей ходит не чтобы послушать музыку, а для подтверждения собственного статуса и демонстрации лучшей версии себя. Но Лиза, Лиза! Лишь сняв своё серо-шерстяное пальто, и оставшись кажется в лёгком бежевом коктейльном платье, она поразила меня своими величавыми августейшими манерами, доброжелательностью и чуткостью. Мы расхаживали по Стасику как король и королева, её маленькая лапка норовито прошмыгнув в мою подмышку ловко цеплялась за управляющую коляской руку. Её грация и интеллект, сдержанность и манеры, наконец красота и аристократичность не оставили мне шанса не влюбиться. Я подарил ей томик Кундеры, с тремя любимыми романами, подписав что-то вроде «Надеюсь у нас будет много общего», поймав её на неловкости, она то не приготовила ничего взамен.