Я ничего не слышу. Я лучезарю улыбкой, печатая Лизе смс о том, какой чудесный это был вечер. Папа, ты знаешь, похоже у меня новая девушка.

Иконы

Дом Катковых поражал не столько своей шестикомнатностью недалеко от метро Строгино, сколько бесконечным рядом коллекционных вещей, разбросанных по стеллажам и полкам разных комнат. Корешки книг по искусству, гобелен со значками и медалями, природные камни разной геологической ценности, холодное оружие эпохи первой мировой, гильзы от патронов наполеоновской эпохи, фигурки кошечек и гномиков и конечно православный иконостас, размежёванный фотографиями членов семьи. В самом центре гостиной весел портрет Тёминой матери, красивой женщины с итальянскими корнями и таким же профилем. Резиденция Катковых расположенная всего в четырёх станциях метро по синей ветке от меня неоднократно становилось альтернативным сборищем настольных поигранок. Если мы хотели поиграть во что-то увесистое и серьезное, часа на четыре, собирались конечно у меня и на целый день. К Тёме же ехали на коллекцию несложных настольных игр, венчаемую бессмертными «личностями».

Сам Артемий, или же просто Тёма представлял из себя личность во всех смыслах выдающуюся. Накаченный гомофоб с тонкой ранимой душой котёнка, Артемий по замыслу родителей должен был всесторонне развиваться, а потому черный пояс по самбо соседствовал с законченной музыкальной школой по классу флейты. Выпирающий подбородок, мясистые губы, короткостриженый череп и нос, словно победитель всебелорусского чемпионата «Мая Ахромная Картоха 2002» составлял фенотип человека, более произошедшего от неандертальца, нежели кроманьонца.

Нас познакомила бывшая Тёмина девушка Лена, с которой мы познакомились на пропагандистском фестивале молодёжи Таврида в Крыму. По иронии судьбы, в оккупированном Крыму я оказался буквально через месяц после победы на оппозиционном политическом проекте на Дожде. Со всех сторон сомнительный для репутации поступок. Но мне было дико необходимо море, а самым главным даром той поездки в моей жизни остался именно Артём. С его бывшей девушкой мы потеряли друг друга, а вот Тёмочка остался в моей жизни.

Наши отношения сложились из трёх пунктов: 1) Артемия как выдающегося физика так же, как и меня будоражила тема вселенной, смысла жизни и божественной предрасположенности. Нам стало интересно друг с другом с первой же встречи. В наших вселенских беседах Тёма отвечал за прикладную сторону вопроса – физику во всех её ипостасях, я же больше черкал знания из философско-эзотерического осмысления бесконечности космоса. 2) Как-то после моей тет-а-тет прогулки с Леной Тёма по ерунде приревновал её ко мне, в результате чего меня прокатили с приглашением на совместное празднование Нового года, на которое я очень рассчитывал. При следующей встрече Тёма самостоятельно поднял эту тему, признал, что был не прав и извинился за излишнюю реакцию. Красоту жеста, на которую способен отнюдь не каждый я оценил. 3) Артемий оказался владельцем абсолютно отбитого и конченного чувства юмора, которым я так дорожу и который так редко встречаются. С этим чёртом можно шутить над всем от карликов и *********** до геноцида Армян и холокоста. Что мы неоднократно и делали. В общем интеллект помноженный на внутреннее благородства, с ушатом помойного юмора сверху сформировал в моей жизни такое мало с чем сравнимое явление, как Артемон Каткушевский.

Путь до Тёминого дома в то время – это история эксплуатирования физических способностей моего папы. Утром после туалета я снова лежу на кровати, где папа натягивает на меня брюки. Затем он берет меня на руки аккуратно, как невест выносят из ЗАГСа, и пересаживает на коляску. Верхнюю одежду мама натягивает там. Затем мы с папой выходим из квартиры. Он везёт меня по коридору, немного надавив на ручки коляски так, чтобы перепрыгнуть порожек в коридоре только задними колёсами. На лифте вниз с третьего на первый этаж. В подъезде тринадцатиступенчатая лестница. Папа ещё сильнее нажимает на ручки кресла, передние колёса взмывают в верх. Пока здороваюсь с консьержкой, откидываюсь всем телом назад, чтобы не дай бог не выпасть. Это необязательно делать, папины руки крепки и эту операцию он проделывает много раз в день. Но страшно каждый раз. Вниз намного быстрее и легче для него. В трезвом виде это практически всегда безопасно, однако по возможности я всегда прошу кого-нибудь подстраховать – поддержать коляску спереди. Нет, не надо тянуть, просто страхуйте. Каждый подъём и спуск по лестнице – это игра в русскую рулетку с одним патроном в огромном барабане. Шанс, что кто-то поскользнётся и ты выпадешь очень мал, но результат близок к фатальному.