– Испугалась. Молитву читает, – равнодушно сказал прислужник и подошел к входной двери. Рядом с дверью загорелся и потух маленький красный огонек. Дверь открылась. Дети вышли из дома.

Неподалеку стоял сложенный из огромных бревен амбар.

– Кирюшкин подарок. Прислужник ласково погладил тяжелое бревно. – Заходите.

Посередине амбара стояла поломанная телега. В углу лежала охапка сена. Внушительных размеров. Валялась старая, но чистая рогожка. Оська аккуратно разложил рогожку поверх сена. Уселся поудобнее. Рядом примостились дети. Лучи солнца резали полутьму сквозь щели дощатой двери. Было уютно и тихо.

Освободившись на короткое время от Кощеева глаза, прислужник наслаждался минутами покоя.

– Лепота, – блаженно улыбнулся Оська. Глубоко вдохнул запах свежего сена.

– Дома лучше, – печально сказала Маша.

– Не могу. Оськино лицо побагровело. Он сжал губы, сердито отвернулся от ребят.

– Да мы сами. Уйдем потихоньку… А ты вроде как и не заметил, – предложил Сережа. – Я тебе за это жвачку дам. На ладони мальчика засеребрилась завернутая в фольгу пластинка.

Оська взял жвачку, повертел в руках, понюхал. Вздохнул и вернул Сереже.

– Ну почему? – Маша с мольбой посмотрела на прислужника. Наморщила лоб, собираясь заплакать.

– Потапыч, – сказал Оська.

Дети удивленно посмотрели на прислужника. Оська живо вскочил с рогожки. Посмотрел во двор сквозь щелку двери. Тяжело дыша, быстро вернулся обратно.

– Раньше у Кощея был другой прислужник, – взволнованно зашептал Оська. – Прогневал хозяина, ослушался. Кощей в медведя и обратил. На триста лет. Хозяйство стеречь. Увидит чужого – разорвет. Даже колобка хотел, даром что полицейский… А что ему? Животина дикая. Какой с него спрос? Сто лет ему в медведях ходить осталось.

– А потом что? – удивилась Маша.

– Опять прислужником станет. А мне Кощей волю даст. Уеду я. В город. Буду на онтомобиле железном кататься! Оська весь обмяк. Развалился на рогожке. Широко раскинул руки. Мечтательно смотрел в потолок. Тщетно пытался разглядеть свою счастливую звезду. Сквозь тесовую крышу.

– Врешь ты все, нет тут никакого Потапыча. Пусто во дворе. Я видел, – Сережа попытался разговорить прислужника.

Оська снисходительно посмотрел на мальчика. – Из ворот выйдешь, так с ним и познакомишься. Сейчас небось в малиннике дрыхнет. А как кто объявится, сразу проснется. У Потапыча сон чуткий.

– Что же он Кирюшу не разорвал? – не поверила Маша.

– Кирюша свой. Внук Кощеев. Потапыч его по запаху чует. Не трогает. Ну мне пора, – спохватился прислужник. – Скоро Кощею спину натирать. Постным маслом. Скрипеть стала. А кое-где и проржавела.

Солнце устало спряталось за верхушки сосен. Земля ещё дышала теплом. Смеркалось. В амбаре, закутавшись в рогожку, спали дети. Их беспечная городская жизнь исчезла, растаяла в прошлом. Превратилась в сказку. Далекую, неприступную, несбыточную…

Маше снится зоопарк. Жаркий июльский день. Они идут мимо вольеров. Вот хитро прищурилась на камне рысь. А здесь гордо вытянул шею жираф. У мамы отпуск. Она не спешит. Маша улыбается. В руках мороженное. Лакомка…

– Завтра в цирк или на речной трамвай? Мама вопросительно смотрит на Машу. Как здорово! Завтра опять праздник! Девочка откусывает кусочек мороженного, он медленно тает во рту.

За прутьями клетки взволнованно забегали мартышки. Почему так суетятся? Неужели не жарко? Глупые… Не интересно! Девочка опустила голову. У её ног извивается серая змея. С злыми желтыми глазами. Откуда она взялась? Вот почему беспокоились обезьянки! Девочка хочет покрепче сжать мамину руку. Мама спасет! Но мамина рука исчезла. Пальцы сжимают пустоту. Маша растерянно оглядывается. Она одна. Мамы нет… Змея приподнимает головку. Серой молнией бросается вперед. Девочка чувствует боль и просыпается.