Моя рука и кинжал, кажется, отделены от остальной меня. Действия мои, и в то же время не мои.
Два моих стражника и два слуги сгрудились в кучу на краю поляны и наблюдают за кровавой бойней.
Дана следует за мной, подтаскивая тела ближе к яме, чтобы их кровь стекала вниз, по лозам в ее черные глубины.
Мои пальцы теперь промерзли до костей, их разрывает острая боль от холода. Я забыла взять перчатки. Даже если бы их я надела, они все равно бы испачкались и промокли от крови.
Мой кинжал прорезает бледную, гниющую кожу восьмого горла, и я перехожу к девятому.
Я наклоняюсь над ним. Его шея – это масса нарывов, а глаза смотрят в серое небо, незрячие и затянутые пеленой.
Мое сердцебиение замирает.
Возможно, чума лишила его зрения. Вот почему он выглядит так, как будто он…
Как будто он уже мертв.
Все остальные дышали, я слышала это, характерный хрип жертв чумы. Но этот – ничего. Ни звука.
Я разорвала его одежду и прижала ухо к его груди.
Ничего.
«Злата?» В голосе Даны звучит резкая неуверенность. «Что случилось?»
«Он уже мертв.» Я сгибаюсь, склоняюсь, мои окровавленные пальцы сжимают рукоять кинжала, прижимая его холодную рукоять ко лбу.
«Мы не можем завершить обряд. Нам придется вернуться во дворец и найти еще девять добровольцев и попробовать еще раз завтра», – говорю я.
«Нет. Нет, мы не можем начать все сначала. Нам нужно сделать сейчас. Мои сестры, Злата, они такие маленькие. Ты же знаешь, как быстро чума убивает детей. Ни один ребенок не выживает. Я не могу смотреть, как умирают мои сестры, Злата, я не могу…»
«Что ты хочешь, чтобы я сделала?» В отчаянии я поднимаю на нее глаза, слезы обжигают мои холодные щеки. «Будет ли его кровь действовать, если он уже мертв?»
«Ты читала обряд, Злата. Жертвоприношение должно состоять из девяти жизней. Только добровольная смерть способна вызвать Чернобога. Этот человек не будет жертвоприношением, так что его смерть не будет принята в счет.»
«Тогда нам придется начать заново. Провести обряд в другой день и, на этот раз, привезти еще одно или два тела…» Я останавливаюсь, меня тошнит от самих слов, которые я говорю.
Дана смотрит в сторону, в сторону слуг и стражи.
Я с трудом сглатываю горький комок в горле. «Я не буду просить никого из них умереть, не после того, что они пережили, Дана.»
«Ты права», – слабо говорит она. «Это то, о чем я не могу просить никого, кроме себя.»
Прежде, чем ее слова успели закрепится в моем сознании, она выхватывает из-за пояса кривой ножик, которым она тысячу раз пользовалась, чтобы срезать цветы в саду или измельчать травы для благовоний.
«Скажи моим сестрам, что я сделала это ради них», – говорит она и проводит лезвием по шее, в то время как кровавый крик вырывается из моего горла.
ГЛАВА 2
ЧЕРНОБОГ
Зов тянет меня за нутро, вытаскивая фрагменты моего разума из их блужданий по царству Навь, собирая мое сознание воедино.
Меня вызывает человек.
Опять?
Меня успешно вызывали лишь несколько раз. Можно подумать, люди могли бы делать это чаще.
Но, на удивление, очень сложно правильно подобрать ингредиенты и их количество в смеси благовоний. Еще сложнее найти один из входов в мое царство, а не просто очень глубокую яму.
Правильное количество и ориентация свечей имеют решающее значение, и они должны быть зажжены в определенном порядке. А еще есть небольшая задача – собрать девять живых жертв и расположить их в правильной конфигурации, чтобы ни одна из них не сопротивлялась и не убегала.
Даже тогда не любые жертвы подойдут.
Я появлюсь за девятью убитыми душами, но мое появление не доставит радости призывателю. Если жертвоприношения не добровольны, я поднимаюсь из Ямы и утаскиваю вниз тех, кто их убил. Призыватель умирает в муках, а его душа остается скитаться, крича, без всякой надежды на вечный покой.