Чтобы я им сказала?

«Уважаемые советники, я решила сжечь свечи вокруг выгребной ямы и перерезать горло девяти подданным в надежде поднять и заманить в ловушку древнего бога, который, возможно, сможет остановить эту чуму, а возможно, и нет.»

Это была бы именно та возможность, которую искали боярин Синеус и его союзники – шанс объявить меня психически нездоровой и свергнуть.

Нет, лучше держать это в тайне. К концу дня только Дана, два стражника, два слуги, и я сама будем знать о моем идиотском плане, сработает он или нет.

И на моих руках будет кровь девяти моих подданных.

«Злата.» Дана кладет руку мне на колено.

Я отвожу взгляд от окна и смотрю на нее. Холодный бледный дневной свет мерцает на ее бледной коже. Где-то над тяжелым покровом серых облаков скоро сядет солнце, огненное и оранжевое.

Я знаю, как выглядит закат, но я не видела его уже несколько недель. Мое сердце больше не помнит такой красоты – только гнойные язвы, и мучительный кашель в освещенных огнем комнатах, и тошнотворный смрад смерти.

«Ты так хорошо с справляешься со всем, Злата.» Голос Даны теплый, нежный.

Слезы тут же наворачиваются на глаза. «Нет, Дана, я не справляюсь.»

«Да, ты справляешься. Ты сделала все, что могла, учитывая ужасные обстоятельства твоего правления. Честно говоря, я не знала, что в тебе есть что-то подобное. Ты всегда любила пропускать сложные моменты – уроки фехтования, чаепитие с родителями, танцы с сыном боярина Синеуса, Софронием, по праздникам.»

Несмотря на обстоятельства, уголок моего рта дернулся. Конечно, Дана сказала это намеренно, чтобы заставить меня улыбнуться.

«Мой большой палец левой ноги все еще болит, когда идет дождь, с тех пор, как он наступил на него на танцах в прошлом году.»

Дана фыркнула. «Я все еще думаю, что он сделал это намеренно.»

«Я знаю только одно, он намеренно схватил меня за задницу.»

«Какой подлец!» Она качает головой. «И все же он все еще здесь. Говорят, он даже не заболел. Проживает в изолированных покоях в особняке своего отца. У них миллион мер предосторожности, чтобы он не подхватил чуму.»

«Не у всех есть такая роскошь.» Я осторожно провожу руками по своим бледным, заплетенным в косы локонам. «Однако я не виню его в том, что он не хочет заболеть. Это была самая худшая неделя в моей жизни.»

«Мое сердце все еще колотится, когда я поднимаюсь по лестнице, и есть одышка», – признается Дана. «И у меня нет прежних сил.»

«Когда все это закончится, мы снова начнем тренироваться», – уверяю я ее. «Мы будем наращивать и восстанавливать наши силы вместе.»

«И мы будем танцевать», – размышляет она, и на ее лице появляется мечтательное выражение. «Мы будем танцевать с красивыми молодыми дворянами и прекрасными торговцами. Ты найдешь себе культурного, подтянутого принца, а я найду кого-нибудь гораздо более интересного – пирата, может быть, или разбойника.»

Я знаю, что она пытается меня подбодрить, дать мне надежду, отвлечь меня от того, что мы собираемся сделать, поэтому я улыбаюсь. Но улыбка мне кажется искусственной и натянутой.

Думаю, я забыла, как по-настоящему улыбаться. Но я стараюсь, потому что у нее дома две больные младшие сестры, но она достаточно бескорыстна, чтобы подбодрить меня.

Родная Дана. Я смогу сделать это только ради нее. Я знаю ее сестер, и пока буду делать то, что должно быть сделано, я буду думать о них.

«Мы почти приехали», – говорю я, в тот момент, когда карета начала трястись. Снаружи, я слышу пугливое ржание лошадей.

Когда я приезжала сюда с дедушкой, у лошадей была похожая реакция. «Они чуют смерть и магию», – сказал он мне тогда.