И действительно, когда я сфокусировал взгляд на наших рабочих столах, мне все стало понятно.

Извинения, которые я собирался произнести, повисли в тишине.

Между моим вращающимся стулом и стеной стоял большой темный чемодан, окруженный коробками и пакетами.

– Раз уж ты собрал один чемодан, я решила помочь тебе с остальными вещами, – сказала она с невинным видом.

Я сделал неуверенный шаг вперед.

Моя одежда. Она упаковала и вывезла из дома все мои вещи. Притащила их в наш офис, будто это токсичные отходы, от которых нужно избавиться как можно скорее.

Меня захлестнула волна головокружения, желудок неприятно сжался. Я хотел как-то отреагировать, сказать хоть что-нибудь – да неважно что. Но у меня было такое чувство, будто, если я заговорю, пол, перестав дрожать под ногами, пойдет трещинами и поглотит меня.

– Ты же не против, правда?

Я повернулся и недоверчиво посмотрел на свою бывшую. Она стояла, прислонившись к дверному косяку, скрестив руки на груди, в черном платье, контрастирующем со светлым тоном ее кожи. Губы изогнуты в ухмылке, в глазах горела удовлетворенная жажда мести. Она явно наслаждалась моим потрясением.

Вопреки моему желанию она все еще имела надо мной необъяснимую власть.

– Матильда…

Она прикрыла дверь. На ее лице появилось непроницаемо холодное выражение.

– Можешь считать себя выселенным.

Значит, она это всерьез.

– Я думал, мы договорились, что… Я ведь уехал всего лишь…

– Ты всего лишь был неизвестно где пять дней, которые прибавились к другим – слишком многим – дням, когда ты вот так же будто испарялся в воздухе, потому что тебе, видите ли, «нужно было подумать». Что ж, хорошо, Арон. Я принимаю это. И поэтому освобождаю тебя от моего присутствия раз и навсегда.

Должно быть, я побледнел.

– Это не то… чего я хочу…

– Да что ты, правда?

Да, правда.

Но даже будь у меня возможность объяснить, почему я исчез, – а я не мог этого сделать ни при каких обстоятельствах, – она бы никогда не поняла.

– Я не обязана это терпеть. Ты и сам сказал, что мы больше не пара, не одна команда. Теперь мы по разные стороны баррикады.

Подумать только, а ведь когда-то, когда мы были вместе, мы казались такими классными. У нас были отношения, о которых я и мечтать бы не посмел, не считая того, какой мощный союз мы представляли как партнеры по работе. А теперь? Мы любили друг друга до боли, и в конце концов эта боль стала нестерпимой. И вот мы оказались на противоположных фронтах бессмысленной войны между теми, у кого за душой ничего нет.

Я сжал переносицу большим и указательным пальцами:

– Матильда…

– Нет, Арон, не нужно извинений, избавь себя от хлопот. Дальше я эту лямку не потяну. Я не буду ждать, пока ты найдешь другое жилье, как и не буду участвовать в твоей безумной затее, которая ни к чему хорошему не приведет. Я не стану притворяться. Я вне игры.

Я открыл рот, лихорадочно придумывая, как спастись:

– Ладно.

– Ладно? – нахмурилась она.

– Да. Ладно, – сказал я и, немного подумав, добавил: – По большому счету, я этого и ждал.

– Ты этого ждал.

Это неправда, но какая разница. Если я буду вести себя так, будто мне все равно, это поможет легче справиться с разочарованием.

– Именно. Предлагать притворяться было глупо.

– Ого! – Она перенесла вес тела с одной ноги на другую. – Вот уж не думала, что ты со мной согласишься…

– Да ладно, Матильда, давай откровенно: речь всего лишь о дурацком приложении, на которое ни с того ни с сего обратили внимание. Пустой пшик, и только. Скоро всем снова будет на него наплевать, как, собственно, и на нас.

Матильда нахмурилась: такого она, похоже, не ожидала. За десять лет, проведенных вместе, она так и не поняла, что, когда кто-то причиняет мне боль, я отталкиваю все то хорошее, что у меня есть. Включая и ее.