Я всё понял только через некоторое время. После слов Лехи.

«Раульджан, изрядно же ты поработал над моими шмотками».

Суббота – скучнейший день для ребенка. По телевизору – пустота кромешная. А ситуация ещё и усугубляется тем, что родители дома, и что-либо посмотреть не получилось бы ни при каких обстоятельствах.

Но праздник – это дело другое. В праздник все чем-то увлечены.

Людмила Петровна и Зоя, напомаженные и нарумяненные, хлопотали на кухне, периодически радуя стол новыми яствами и удручая нас новыми заманчивыми запахами. Начинать пока что было запрещено, поэтому мы коротали время за играми. Я учил Люсю играть в кости на шалапеты. Леха и Старик, разместившись на ковре рядом с нами, сражались на полях шахматной доски, а Кирилл внимательно следил за ходом их мыслей.

– Маленький шых, – говорил Леха, грациозно выводя ферзя на четвертом ходу.

– Не маленький, а петюнчиковый…, – парировал Старик, отгораживаясь пешкой.

– Пэучыковы, – вторил Кирилл и закатывался беззвучным смехом.

– Ну всё, пощады не ждите, – отвечал сразу обоим Леха.

– Раульджан, ты то когда на новый уровень перейдешь? – спустя несколько сбитых фигур обратился ко мне старший брат.

– Наверно, одновременно с Люсей. А до шахмат кто-то должен ее научить нормально считать, – сказал я, подставляя ей лоб после выпавших ей двух шестёрок. – Вроде даже не так долго и осталось.

– Басай, унник! – довольная своей маленькой победой, поторапливала Люся.

От ее реплики по привычке пронеслось массовое улыбание.

– А чего Старик не учит? – всё ещё обращался Леха ко мне.

– Да куда ему до таких подвигов. Он уже на ровном месте падает! – ответил я.

– Во-первых, на слишком ровном и слишком скользком месте, а, во-вторых, сейчас кто-то договорится и со мной будет играть в кости, – с заговорщической ухмылкой сказал Старик, втемяшивая мне в лоб зубодробительный щелбан.

– Что за история? – чуть ли не облизываясь в предвкушении крутой байки, спросил Леха.

– Да он тут с Люди на днях греко-римской борьбой решил позаниматься, – ответил я, улыбаясь и потирая черепушку. Зоя, находившаяся в этот момент в комнате и невольно подслушивающая, прыснула со смеху.

– Что за идиотская кличка? Додумались же. Поверьте, если он бомж, то ему безразлично абсолютно всё в жизни, и уж точно ему не обидно, когда его называют Люди. Нужно чувствовать себя Нелюдем, чтобы обижаться на Люди, понимаете? В сотый раз! Бестолковые! – завелась Людмила Петровна, подслушав наш разговор, расставляя приборы на столе.

– Ого, Люди живой ещё? Ему в моем детстве под сто было. Так а что за борьба? – Леха распалялся.

– Пару дней назад Люди тащил свою тележку под домом, – продолжила за меня Зоя, с каждым словом ускоряясь, чтобы успеть договорить до того, как это перестанет получаться из-за прилива смеха, – а папа как раз из магазина шел. Люди поскользнулся и грохнулся на лед, а папа хотел его поднять, сам упал, ногу потянул и лежит от боли корчится. А Люди встал и дальше со своей тележкой поперся, как ни в чем не бывало.

Молодежь залилась истерическим хохотом. Даже Старик подхихикнул.

– Так, доча, а ну неси сюда свой лоб! – демонстративно отгибая средний палец чуть ли не до запястья, сказал он.

– Ладно, у меня только котлеты остались, доходят. Садитесь, а то без меня всё высмеете, – уже позабыв свое негодование, сказала легко отходящая мать.

Детвора моментально высыпала на хаотично расставленных вдоль стола табуретках, борясь друг с другом за места. Леха сел на стул с высокой спинкой из нашей комнаты, за которым Старик чертил. Родители разместились на диване. Люся, в силу своей маленькости, заслужившая право сидеть на самом неказистом табурете, недолго думая, перепрыгнула к матери на колени.