– Закрыт ли гроб?

– Да, ко входу его привален камень, – ответил Иосиф

– Как мне откатить камень сей?

Иосиф обернулся в сторону Фомы:

– Фома, пойди и возьми жердь крепкую. И поможешь там Варавве.

Фома исчез в темноте и мигом вернулся с толстой жердью длиной пять-шесть локтей, которую он уложил на повозку. Затём он взял ослика под уздцы и повёл его к выходу. Другой слуга распахнул ворота.

– С Богом! – напутствовал их Иосиф.

И повозка скрылась во мраке.

Ночная тьма рассеивалась. Повозка, погромыхивая, ехала по тряской булыжной мостовой. Сначала каждый толчок отдавался острыми уколами в спине, но через несколько минут Варавва немного к этому привык и лишь время от времени морщился от боли.

Наконец, повозка выехала из города на куда более гладкую грунтовую дорогу. Солнце уже готово было показаться из-за горизонта.

– Далеко ли до гроба? – спросил Варавва Фому.

– Да его уже видно! Смотри, вон у дороги – большое ореховое дерево, а за ним – низкая скала. В ней и отрыт гроб Иисуса.

– Остановись… Далее пойду сам… А ты возвращайся.

– А дойдёшь ли?

– Дойду… А ты возвращайся… Понял ли ты меня?

– Как не понять… – Фома вздохнул и скомандовал ослику, – Тпру-у!

Ослик покорно остановился. Варавва тяжело вылез из повозки, снял с неё жердь, положил её себе на плечо, и, придерживая жердь рукой, медленно двинулся вперёд.

Э-эх-хе – невесело вздохнул Фома, разворачивая ослика.

А Варавва упорно шёл к своей цели. Каждые десять-пятнадцать шагов он останавливался, чтобы перевести дух, и ставил жердь на землю. Наконец он догадался поместить тяжёлую жердь серединой себе на шею и плечи, положив ладони сверху на её концы. После этого ему стало полегче. Став похожим на крест, Варавва медленными, но широкими шагами двинулся дальше.

Тяжело дыша, и очень медленно Варавва приближался к скале. Теперь он держал жердь перед собой двумя руками, и использовал её как посох – он поднимал и выставлял жердь вперёд, а затем, опираясь на неё, делал очередной маленький шаг.

И вот Варавва подошёл подножию скалы и остановился не далее пятидесяти локтей от гроба. Лицо его было задумчиво, непроницаемо, и на нём не было признаков усталости, хотя тело его изнемогало. Он отпустил жердь, и она с шумом упала возле него на землю. После этого ноги его подкосились, и он уселся прямо на то место, где стоял. Переведя дух, он взял жердь и, опираясь на неё, с усилием поднялся на ноги.

Волоча жердь за собой, Варавва поднялся к округлому плоскому камню, затворяющему вход в гроб Иисуса, и опустился перед ним на колени. Его губы что-то беззвучно шептали. Через минуту Варавва встал и попробовал откатить камень в сторону. Но его слабые усилия были совершенно безуспешны – камень не подавался. Тогда Варавва вспомнил о своей жердине, но и она не помогла. Он приставил жердь к скале и отдышался. Потом, заметив неподалёку небольшой валун, Варавва в несколько приёмов с трудом перекатил его к основанию затворяющего камня. После этого отдыхать ему пришлось уже минут десять. Затем, используя валун как точку опоры для жерди, Варавва и навалился на неё вниз всем своим телом – и камень медленно откатился, освободив невысокий узкий проход. Согнувшись в поясе, Варавва вошёл внутрь.

Подняв руку вверх, Варавва понял, что можно выпрямиться… Сначала темнота показалась ему кромешной. Но постепенно его глаза стали привыкать к полумраку, и он увидел, что в стене гроба высечено погребальное ложе, на котором лежит спеленатое и умащенное тело Иисуса. Варавва повернулся к нему лицом и опустился на колени. Молча, он долго всматривался в лицо Иисуса. Потом проникновенно прошептал :