Когда все наелись, Генри решил, что надо растрясти калории, и пригласил всех танцевать.
– Потанцуем? – сказал мне Грег, когда я съела четвертую порцию бисквита.
– Конечно.
«Это первый в моей жизни танец», – подумала я,
Грег взял меня за руку, а вторую руку положил на талию.
Мы были слишком близко друг к другу, я смотрела в сторону на танцующих Говарда и Сару, боясь смотреть Грегу в лицо.
– Спасибо еще раз за подарок!
Я подняла голову и встретилась взглядом с Грегом вот так близко.
– Пожалуйста.
– Я буду записывать туда все свои рецепты.
– Хорошо. Сегодня было все очень вкусно.
– Я рад, что тебе нравится. Семейные блюда Сара готовила, а остальное мы.
– Да, Бассе говорила, что мама Генри тоже готовит. А твоих родителей сегодня не будет?
После это фразы Грег изменился в лице, а я пожалела о своем вопросе.
– Папа умер три года назад. А мама не может сегодня прийти.
– Прости.
«Анна кто тебя за язык тянет?» – ругала я себя.
– Ничего страшного.
После этого мы танцевали еще пару минут, но уже молча.
Грег поблагодарил меня за танец и, как джентльмен, проводил до места за столом.
Больше мы не разговаривали, только попрощались. Он еще раз поблагодарил меня за подарок и сказал, что до дома меня довезут родители Генри. По дороге домой Говард рассказывал, как они переезжали в Дерби, но мои мысли были только об имениннике.
5. И слезы, и радость
Я открыла входную дверь, зашла домой, сняла пальто и увидела Саймона на кухне с бутылками на столе. И замерла.
Саймон увидел меня в мамином платье, покраснел, а потом закричал:
– Живо сними его!
Я будто вросла в пол и не могла пошевелиться. Саймон встал из-за стола, ногой зацепил ножку стула и от боли согнулся.
– Я сказал, сними это платье, оно не твое!
– Оно мамино!
– Вот именно. Сняла быстро!
Я побежала в комнату и закрыла за собой дверь. А через несколько минут Саймон, сильно стуча в дверь, требовал, чтобы я отдала ему платье.
У меня полились слезы. Я сняла платье, переоделась в пижаму, открыла быстро дверь, кинула платье ему в лицо и закрыла дверь на ключ.
За дверью Саймон криком сказал, чтобы я никогда не смела надевать мамины вещи. Я накрылась с головой одеялом и плакала, пока не уснула.
***
Наутро я впервые со дня похорон решила навестить могилу мамы. Поблагодарив погоду за дождь, так как мой капюшон закрывал распухшее от слез лицо, ехала на кладбище. Я долго искала могилу мамы, так как на похоронах меня не было, и вот я тут, у могилы моей мамы, в первый раз в жизни. Мне стыдно и горько, я чувствую, будто одна во всей вселенной. Мама, я хочу к тебе. Мамочка, мне очень тяжело. Мне больно дышать, я понимаю, наверное, там, где ты, очень хорошо. Но, пожалуйста, помоги мне.
Не помню, как долго я пробыла тут, но было уже темно, когда сторож кладбища разбудил меня. Очнувшись, я поняла, что лежу на надгробии мамы.
– Мисс, вам плохо? Вам нужна помощь?
Я ничего не ответила и ушла с кладбища.
Все еще лил дождь, когда я вернулась домой. В комнате Саймона горел свет. В этот вечер, сидя под дверью моей комнаты, он просил у меня прощения. Сказал, что я могу забрать платье мамы, которое лежит на кухонном кресле.
Я больше не плакала, но дала себе слово не разговаривать с ним и не ходить к психологу. Я не буду рассказывать об этом Бассе, так как она из-за переживаний будет пить успокоительные, а потом у нее заболит желудок. Я тихо легла спать, думая о том, что хочу неделю каникул.
Утром меня разбудил мой желудок, напоминая, что сутки без еды. Я написала в школу и миссис Купер о неважном состоянии и о том, что побуду неделю дома. Миссис Купер ответила через час: если мне нужна будет помощь, я могу к ней обращаться, и с занятиями она уладит.