Кошка, будто почувствовав, что говорят о ней, беззвучно спрыгнула на пол, подошла ко мне, потерлась о ноги.

Я это видел, но не чувствовал, я же себе полностью отдавал отчет в том, что происходит.

– Она останется навсегда, ты к ней привязался, – сказала мама, поманила Мурку, протянув руку. – Тебе никогда не придется разговаривать самому с собой.

Легко оттолкнувшись от пола, кошка вспрыгнула на мамины колени.

– Конечно, я же не этот…, – ответил я.

Мама прекрасно знала всю мою историю, она не сомневалась, что я не сумасшедший, который может разговаривать сам с собой, как дворник Миша в том далеком теперь детстве.

2.

Все детские воспоминания связаны с детским домом, в который я попал из Дома малютки, куда меня передали из роддома после отказа от меня моей мамы.

Про этот отказ я узнал намного позже, когда уже подрос.

Тогда же у меня был единственный закадычный друг – Сашка, мы были неразлучны с малолетства, сколько себя помню. Он так и остался на всю жизнь единственным моим другом, других не появилось, не нашлись.

Но разлучили нас очень рано, нам было лет по девять-десять, сейчас уже точно и не вспомнить.

А началось все с фильма «Достояние Республики», который мы в тот год впервые увидели по телевизору.

Как нас вдохновил герой этой истории – Кешка. Мы просто бредили мечтой стать беспризорниками, отправиться в путь, чтобы встретить таких же интересных людей, пройти такие же испытания и приключения, чтобы попасть туда, «где тепло, где яблоки».

Сбежали мы летом.

Отошли от детдома, наверное, на пару километров и попали на территорию какого-то заброшенного завода. Там и наткнулись на жуткого вида мужика:

– Ну-ка что там у вас в котомках? – его огромная ужасающая фигура неумолимо надвигалась.

Мы бросились врассыпную.

Я мчался по каким-то огромным ангарам, перебирался через насыпи и железнодорожные пути, потом залетел в кирпичное здание, где, поскользнувшись на мокрой доске, сорвался в люк. Не разбился чудом, упал на гору картонных коробок.

Замер.

Прислушался.

Вокруг тишина.

Выждал.

Погони нет.

Встал и начал в полной темноте ощупывать стены. Никакой лестницы, никаких выступов, только где-то очень высоко маленькое светлое пятно открытого люка.

Я крикнул.

Эхо, отразившись от стен, заметалось по подземелью, еще больше напугав меня.

Я сел на коробки и расплакался.

Вскоре стемнело и за отверстием люка.

Я уже не плакал, я сидел и боялся. Я боялся одиночества и неизвестности. Мне хотелось с кем-нибудь поговорить, неважно с кем, пусть даже с тем страшным мужиком, что хотел напасть на нас. Но никого не было.

Потом раздались шорохи чьих-то лапок у противоположенной стены.

– Эй, кто там? – крикнул я, как мне казалось, грозным голосом.

Шорохи стихли.

– Эй! – повторил я, голос сорвался, выдав мой страх.

Тишина.

Тогда я и вспомнил нашего дворника Мишу – старика, который работал в детском доме. Мы частенько подкрадывались по вечерам к дворницкой каморке и слушали, как Миша разговаривает сам с собой. Он не просто говорил, он спорил, он ругался, было ощущение, что он не один, но мы видели в окно, что никого, кроме Миши, в каморке нет.

Наблюдать это было жутко.

Тогда, под окном каморки, я и услышал впервые от мальчишек слово – «сумасшедший».

Сейчас, в подземелье, мне очень хотелось нарушить тишину своего заточения, было острое желание слышать хотя бы свой голос.

Но, все же, больше окружающей тишины я боялся, что стану сумасшедшим, то есть человеком, который разговаривает сам с собой.

И тогда случилось чудо.

Я не знаю, как я об этом догадался, откуда пришла эта идея, но я отчетливо в одно мгновение понял – что надо делать. Я напряг воображение и уже через пару секунд видел сидевших передо мной двух мальчишек.