Он последний раз взглянул на свое тело, которое врачи лихорадочно перекраивали, стремясь вернуть ему прежний облик, засмеялся легким ветерком и сменив направление прошел сквозь стену, сквозь замерзшие туши коров, висящие в холодильнике, сквозь электричество проводов оставив врачей и одежду своего тела. Он брел в своей естественной наготе, таким, каким был до того, как родила его мать.
Роан Под'як в это время лежал в белой емкости ванны Он выглядел сытым и здоровым. На его теле находилась одежда, как это и было принято. За окном розовые доярки доили коров. Роан смотрел как в них колыхалось молоко.
Случай помог мне составить состояние. – говорил он густым басом. – нет никого кто сказал бы иначе. Смысл требует соблюдения приличий до определенного момента…Момента? Он вылез из ванной. За окном солдаты устанавливали похожую на бидон мортиру, ее жерло смотрело к нему в окно. Он видел пятна ржавчины на дульном срезе. Увидев его в окне, солдаты приветливо помахали ему руками и продолжили свое занятие. Они опустили тяжелый шар ядра в темное пространство внутри мортиры и теперь смотрели друг на друга, улыбаясь и поглаживая друг друга по загорелым рукам. Все это он уже видел во сне. Дальше во сне шел мрак и радость. Роан спустился во двор и подошел к солдатам, один из них уже зажег фитиль. Мортира рявкнула. В квартире Роана полыхнуло огнем и было слышно, как падают куски штукатурки и что -то металлическое катается по полу с банным звуком.
Не успели – проворчал один из артиллеристов.
Противник скрылся – поддакнул другой – Но смотри как я загорел!
Он расстегнул куртку и спустил свои штаны мельком посмотрев на Роана. Второй артиллерист уставился на указывающий в небо кривой уд и облизнулся.
Любовь, как и война сугубо мужское дело – словно извиняясь сказал он и они, сбросив одежду и обнявшись скрылись в подъезде где еще кисло воняло сгоревшим тринитротолуолом.
3. Змея
Джереми Мун, шести лет отроду, деловито и несуетно собирался. Сегодня его ждал трудный день. Сегодня начинались манёвры. В том, что день предстоит не из лёгких, мог убедиться каждый, кто был в состоянии выглянуть в окно, потому что сделай он это, он не увидел бы ровным счётом ничего. Ничего из того, что рутиной обыденности каждодневно проявлялось на фоне заштатного, богом забытого армейского гарнизона.
Немыслимо-защитного цвета машины, без устали взбивающие дорожную пыль своими тяжёлыми квадратными задами. Снующие здесь и там, в шальном упоении долга, газельные, розовощёкие лейтенанты. Солидные двухъярусные фуражки старших командиров, устало кивающие друг другу при встрече. Возвратно-поступательные шеренги солдат, строевой дробью шагов чеканящие плац. Пара – тройка бездомных псов, не за страх, а за совесть, добровольным караулом бдящая воинскую столовую. Офицерские жёны-кокетки, рассеянно – глупыми улыбками тающие под жаркими взглядами усатых ядрёных сержантов. Словом, всё это забродившее содержимое грядущего дня, расплескалось под тупыми, мерными ударами рёва ночной сирены.
Поутру жизнь военного городка замерла.
Тактические учения! Вчерашний приказ был краток, а приказы, как известно, не обсуждают.
Джереми Мун осознавал всю важность поставленной задачи и потому не спешил в сборах. То, что весь личный состав мотострелковой бригады, затемно поднятый по тревоге, кованым топотом гуталиновых сапог торопливо растворился в ночи, мальчика нисколько не смущало. Это было не в первый раз. И бестолковая всеобщая сутолока, неизменно предварявшая манёвры, уже не могла сбить его с толку, а лишь слегка раздражала.
Наконец всё было готово. Ещё раз, придирчиво осмотрев себя, мальчик остался доволен. Просторные парусиновые штаны двумя большими пуговицами были наглухо пристёгнуты к лямкам, крестом захлестнувшими спину. Непокорные шнурки синих, линялых кед, не в пример другим, более взрослым ребятам, были умело укрощены бантиками – махаонами. Полупрозрачный целлулоидный козырёк надвинутой на глаза кепки, надёжно фильтровал отвесные солнечные лучи. Сухой паёк, рыжим краешком колбасы, в постоянной готовности выглядывал из единственного, но очень вместительного нагрудного кармана. Теперь в путь!