Но Эльдурссона как-то достала.

За девятнадцать лет в элементах накопился остаточный заряд, а они, запитав аппаратную и вскрыв рубку, получается, запустили джойнт по-новой. Правда, Бакман не совсем понимал, как, каким образом ловушка против твари сработала изначально, если твари внутри рубки не оказалось. Но здесь вариантов было множество. Тварь или успела выбраться, или сработал на подстраховке хитрый детектор в незаметном месте, или же джойнт и вовсе произошел по таймеру, когда Эльдурссон был уже мертв.

Во всяком случае…

Бакман поморщился. Не сходилось. Они живы. Раз. Тварь на балкере. Два. Почему они еще живы? Значит, твари на балкере уже нет? Ей действительно не хочется в джойнт еще раз? И куда она могла перебраться? Только на бот, с которого они высадились. Впрочем, у Бакмана имелись большие сомнения, что тварь умеет управлять ботом.

От джойнта ее спасло бы одно – если бы она как-то перебралась на шлюп к Сиггету. Хотя, по большому счету, и это не вариант.

Но мы… мы живы. Пока.

А после джойнта они нашли и Маркова.

В одном нательном белье он лежал у сервисного шлюза. Казалось, его вытряхнули из скафандра и комбинезона и бросили как ненужную игрушку. Ни скафандра, ни комбинезона они так и не обнаружили.

Марков улыбался.

Крик взвился, как будто раздвинул небо, и опал тишиной.

Солнце высоко, печет, небо белесое, будто слепое. Жарко. Вязирка завертел головой, пытаясь угадать – откуда? Потом увидел, как мимо ограды, загребая землю скуфетами, спешит неуклюжая, толстая баба Айса. Переваливается с боку на бок в своих шаварах и темном агтаке, но поворачивает не к западу, где рынок и аррык, полный мутной воды, не к хижинам Салиха и Хасы, и Джамура, и Гафы, и Мустафы, а к северо-востоку, где холм, лес и край большого озера Маймагуль.

Вот уж кто бы там мог кричать?

От других хижин тоже спешили люди. Пока Вязирка размышлял, стоит ли и ему, бросив джуд с глиной для гончара Кахида (ох, хорошая глина, жирная, белая!), последовать за всеми, мимо протопал Шафур, похожий на островерхую, облаченную в синий ханык гору, потом промчались длинноногие братья Ягль и Мяуф, потом с воем, словно за ними гнались дэвы, держась друг за друга, пробежали Хинса, Аммут, Лейла и Тассин. И тоже к холму, к лесу. О, женщины! Зачем же так вопить? Режут что ли кого?

Потом прямо перед Вязиркой перескочили через низкую каменную ограду мальчишки. Среди них – сын друга Камаля, Гиннук. Как сойгаки, по другому и не скажешь. Один, два, три, ух, шесть! Смех. Весело им! Тетушка Хатум, сгибаясь, просеменила. Остановилась, выдохнула, вдохнула – и пошла дальше, постукивая помогающей палкой.

А уж когда на дороге появился сам гончар Кахид, Вязирка понял, что, пожалуй, и ему надобно посмотреть, что же произошло. Зачем к Кахиду идти, если Кахид сам идет? Вязирка переложил джуд с плеча на плечо и дождался, когда гончар приблизится. Как начать разговор, он не сообразил, поэтому просто улыбнулся.

Кахид качнул головой, покрытой топи.

– Что стоишь, Вязир?

– Не знаю, – ответил Вязирка, разглядывая смуглую, иссеченную морщинами щеку старого гончара. – Кричали.

– Это с холма.

Вязирка важно кивнул.

– Я так и подумал, Кахид-яшли. С холма. Там крикнули.

– Так пошли, – махнул рукой гончар.

– Куда?

– К холму.

– А глина?

Кахид на мгновение остановился и смерил Вязирку взглядом.

– Или здесь брось, или с собой неси, – раздраженно произнес он и словно черту провел по воздуху: нечего обсуждать.

Гончар Кахид – человек уважаемый, строгий. Вязирка относился к нему с почтением и страхом, потому что нередко получал от него тумаки и подзатыльники. Задумается – и кулак Кахида-яшли тут как тут, проверяет его бок или спину: не спи, Вязир!