Ох, тяжело. Все любят быстро, не дают сообразить. Вот и с глиной… Вязирка опустил взгляд под ноги. Все вокруг словно остановилось, подернулось дымкой, спряталось за прозрачной тканью из Юф-Беке – только обводы и видны.

Вот оставит он здесь джуд… Никто ведь не знает, что это его, Вязирки, джуд. Просто джуд без владельца. Неприметный, обычный. Так посчитают. Лежит джуд, почему бы не взять себе? Тем более, что с глиной внутри. Можно стену обмазать, можно свистулек налепить. Глина хорошая. Джуд ведь не может заявить, только его тронешь, что он не бесхозный, а имеет законного хозяина. Другое дело, если джуд находится во дворе или в доме. Тогда понятно, это вещь тех, кто там живет, брать ее нельзя, это воровством называется, за такое, бывает, и руки отрубают, Камаль рассказывал, друг Камаль врать не будет. В Буххаране, говорил, половина жителей кто без одной, кто без двух рук.

Жутко.

Значит, нужно джуд к Кахиду-яшли отнести.

Вязирка нахмурился. Как же отнести, если ясно сказано – или положить, или взять с собой к холму? Как ослушаться? Тут ведь еще, пока он туда-обратно… Сколько времени пройдет! А время – штука такая, удивительная. Вроде утро, утро, а – хлоп! – и вечер уже. Не раз такое бывало, пряталось от Вязирки время. Как он не пытался за ним уследить, ускользало, как вода. Даже сомневаться не приходилось, что вода и время состоят в близком родстве.

Да-а.

Иной раз Вязирка набирал лепешек, винограда, воды, садился на бахче еще затемно… Или не на бахче, на крыше своей хижины садился, гнали его с бахчи. Была у него задумка. Только нижний край неба со стороны Буххарана начинал светлеть, Вязирка уже таращился во все глаза. Где это время? Выгляни! Покажись!

Но время то ветерком с озера Маймагуль, то пылью, то, подбросив над головой клубок солнца и отвлекая терпкой жарой, умело обходило, кралось мимо Вязиркиного поста. «Вязир! Вязирка! Чего сидишь? День уж прошел!» – кричали ему.

Как тут не удивляться? День? Целый день? Только что утро было! С джудом уж точно также будет!

Или…

От внезапно пришедшей мысли Вязирка посветлел взглядом. Что это он? Необязательно же бросать груз! Он может с глиной идти! Ему же так и сказано. Ах, хорошо! Как удачно все разрешилось!

– Кахид-яшли!

Вязирка, оглядываясь, затоптался на месте. Гончар пропал. Куда пропал? Присмотревшись, Вязирка опознал гончара в поднимающейся на холм сутулой фигурке. Ох и ловок Кахид-яшли! Старый, а быстрый!

– Я иду!

Вязирка подбил джуд на плече и отправился следом. Уж, наверное, весь аял там, подумалось ему. Много, много кто. И Джамур, и Мустафа, и Зитулла, и друг Камаль. Только кто кричал, интересно?

Джуд был тяжеловат, пожадничал Вязирка, полный набил. Хотел, чтобы похвалили его. Ах, много принес Вязирка!

И жарко.

Уф! Вязирка остановился передохнуть у поворота к холму. Опушенный листьями чинар, растущий на вершине холма, отсюда казался зеленой шапкой, накрывшей лысеющую голову. Вязирка почесался. Липко. Вспотел. На близкой бахче набирали сок дыни. Дальше, по левую руку, виднелся загон. Там мекали козы.

Козы – это молоко. Надо будет попросить потом молока.

А на холме было тихо. Ни новых криков, ни голосов. Весь аял поднялся, а тихо. Может ли быть такое? Мужчины ладно, но чтобы женщины проглотили свои языки? Та же тетушка Хатум, та же Тассин…

Точно что-то необычное приключилось! Вязирка заторопился. Как бы это необычное не кончилось! Как бы люди не потянулись обратно, едва он только примется взбираться на вершину! Натоптанная дорожка легла под скуфеты. Вверх, вверх. Глина чавкала, хрюкала под плечом. Вязирка придерживал джуд, чтобы тот не соскользнул. Если соскользнет… Уф, уф, вверх. То бежать за ним потом…