– Ты видишь трещины? – её шёпот смешивался с грохотом колёс. – Это они пытаются стереть нас.

Их поцелуй длился дольше, чем должен был, намного дольше. Стекло окон лопнуло, превратившись в чёрные дыры, затягивающие свет. Сайлас почувствовал, как что-то рвётся в груди – будто нити, пришивающие его к реальности.

Дома его ждал сюрприз. На семейной фотографии, которую он сжёг в прошлом году, Эмми стояла целая и невредимая. Но вместо глаз – две белые дыры, как на старых цензурных снимках. Внизу подпись: «С любовью, 29.10.1927».

– Кто такая Лайла? – мать спросила за ужином, размазывая картофельное пюре по тарелке. – Ты говорил о ней во сне.

Сайлас уронил вилку.

– Я никогда…

– «Она в ловушке, как и мы», – процитировала мать его же слова Лайле. Её зрачки сузились в точки, как у куклы.

***

В 3:14 ночи @Timekeeper_01 написал:

«Они называют нас Якорями. Мы точки, где время завязло в петле. Лайла должна умереть 30-го, чтобы её отец не продал секрет урана нацистам. Твоя сестра? Она ошибка. Удали её из системы, пока не поздно».

Сайлас запустил эксплойт снова. На этот раз он вошёл в ChronoFeed через чёрный ход – сервер 1927 года пахнул маслом и озоном. В логах он нашёл запись:

«29.10.1927, 23:47: Пользователь Lila_Hart_1927 запросил экстренное соединение. Назначение: @SilasMorrow_2023. Статус: ПРЕРВАНО ВМЕШАТЕЛЬСТВОМ АГЕНТОВ».

За окном его комнаты на улице под фонарем замерли три силуэта в серых костюмах. Их лица были скрыты шляпами, а в руках они держали устройства, похожие на счётчики Гейгера.

–Скоро, – прошептал Сайлас, стирая следы взлома.

Он не заметил, как на фотографии Эмми появилась новая деталь: в её руке блеснула заколка-бабочка.

*** Детали для атмосферы:

Вагон метро: сиденья меняют обивку – от бархата до пластика; на полу валяется газета с перекрывающимися заголовками разных эпох.

Заколка-бабочка: при приближении к временным аномалиям нагревается, оставляя ожоги на коже.

Голос @Timekeeper_01: его сообщения приходят с задержкой, будто передаются через повреждённый кабель. Буквы «прыгают»: «ТыНЕдОлЖенЕйСпасать».

***

Перед сном Сайлас услышал скрип пианино из динамика телефона – ту самую мелодию, что Лайла напевала в «Эдеме». Он не узнал её сразу: это был похоронный марш.

***

Сайлас стоял на краю крыши, и ветер с Гудзона выл, как голодный зверь. В руке он сжимал заколку-бабочку – теперь она обжигала даже сквозь рукав. Внизу, вместо улиц 2023 года, змеился Манхэттен 1927-го: небоскрёбы-призраки, покрытые паутиной лесов, которых ещё не построили, и руин, которые уже разрушили.

Лайла сказала встретиться здесь. «Там, где время спотыкается».

– Ты научился прыгать, – её голос прозвучал за спиной.

Он обернулся. Лайла была в чёрном платье, но ткань пульсировала, обнажая то больничную рубашку, то кожу, испещрённую цифрами: 29.10.1927. 29.10.1927. 29.10.1927.

–Что такое Якоря? – спросил он, делая шаг к ней. Крыша дрогнула, и в трещинах асфальта заплясали тени – десятки Лайл, падающих с высоты.

– Мы – гвозди, – она подняла руку, и ветер сорвал с её пальцев перчатку, превратив её в стаю мотыльков. – Которые не дают времени развалиться. Мой отец… – Глаза Лайлы на миг стали полностью чёрными. – Если я не умру завтра, он передаст документы людям, которые сделают Хиросиму в 1938-м. Твоя война начнётся на семь лет раньше.

– Но я могу тебя спасти! – Сайлас схватил её за запястье. Кожа под его пальцами начала рассыпаться, как пепел. – Мы изменим всё. Найдём другой способ…

– Ты не понимаешь, – она указала на горизонт.

Нью-Йорк горел. Не так, как в кино – тихо, почти стыдливо. Небоскрёбы плавились, как свечи, а из облаков свисали щупальца чего-то древнего, покрытого часами вместо чешуи.