— За дверью, где.

— Коляска.

— Я вижу, что коляска! — крикнул Паша, и девочка снова заревела от испуга. — Это ты назло, потому что моя не угодила?

— Паша, ну тише! Ты ее пугаешь, — сказала Оля и добавила: — Эту нам подарили.

— То есть как — подарили?

— Даром отдали. Ты за 1200 нашел, а я даром нашла, — сказал Оля, вызывающе задрав подбородок. — И деньги не забудь отдать.

— Да что ты мне мозг выносишь? Зачем тебе деньги сейчас, все равно дома сидишь! — Паша топнул ногой в сердцах. — Да пошла ты, клуша! — И хлопнул дверью.

Катюшка зашлась в крике, Оля бросила вслед закрывшейся двери что-то злое и нецензурное и принялась успокаивать ребенка.

Позвонила мама.

— Ну как? Купила коляску? Хорошая?

— Да… — протянула Оля, стараясь, чтобы голос звучал как обычно. — Купила.

— Слышу, ты что-то расстроенная, — все же уловила мать, — с дефектом, что ли?

— Паша у меня с дефектом… — в сердцах произнесла Оля.

— Поссорились? Чего случилось? — насторожилась мать.

Оля, вздохнув, вкратце пересказала эпопею с коляской. И закончила:

— Я хочу от него уйти.

— Оль, ну ты что! — возмутилась мама. — Что значит уйдешь? Куда ты уйдешь? Кому ты с ребенком нужна? Не проживешь ведь. Ну и что? Знаешь, сколько мне папаша твой кровушки попил? А я ничего, простила. Все так живут. Единственное, конечно, не расписаны вы, это плохо. Лучше расписались бы.

Мама, конечно, попала в больное. Оля всегда тушевалась, когда ее спрашивали про ее семейный статус. Она не могла никого убедить, повторяя Пашины сентенции о браке как пережитке прошлого. Потому что сама в это не верила.

К тому же не все собеседники оказывались деликатными. Некоторые начинали уверять Олю, что она сама виновата, не настояла, не захомутала, по-женски мудро не намекнула, слишком легко согласилась на сожительство — “ну а че ему теперь жениться, ты же и так и ужин, и постель”...

— Ты, доча, все-таки подумай, — назидательным тоном сказала мама. — Не пори горячку. Ты ж недавно родила, вот у тебя гормоны наверняка разыгрались. А ты будь мудрее. Потерпи. Ну, пока. Звони, если что.

Оля положила трубку, чувствуя себя еще более расстроенной и опустошенной.

Паша вернулся, принеся молоко, десяток мелких яиц второй категории, сырный продукт на растительных жирах, черный хлеб, чипсы, пельмени, сосиски с красной нашлепкой “акция” и еще что-то из продуктов, которые Оле запретил есть пожилой осанистый педиатр с командирским голосом. Яблок он так и не купил, но Оле было уже все равно.

Весь остаток дня Паша демонстративно дулся на нее, но Оле было не до этого. Пашино “приобретение” Оля мечтала укатить к мусорным бакам, но все же, скрепя сердце, принялась оттирать и чинить эту рухлядь. Потому что понимала, что денег на новую взять неоткуда, а удастся ли быстро продать грудничковую, когда Катя подрастет, было еще не известно.

За два дня она несколько раз протерла ткань коляски, подклеила изолентой резину на ручке, кое-как починила механизм раскладывания спинки в полулежачее положение. Эта коляска перекочевала на балкон, заняв там уйму пространства.

Оля научилась виртуозно экономить вкладыши в бюстгальтер. Кормя дочь, она вкладывала один в чашечку со второй грудью. Из той, которую “поели”, подтекало куда реже, поэтому один вкладыш можно было растянуть на день-другой, засовывая его то в правую, то в левую чашку бюстгальтера.

Детский порошок для стирки Оля сыпала не “на глазок”, а строго отмеряла ложечкой.

Вот с подгузниками экономия не удавалась. Конечно, немного выручало выкладывание дочери голышом на многоразовую пеленку — принять солнечную ванну, но не будешь ведь целый день сидеть рядом. А Катюшка уже переворачиваться пыталась… На всякое высаживание над горшком или раковиной и прочие чудо-методики у Оли банально не хватало ни времени, ни сил.