– А як жа ж!

– Что, перекусим?

– Не, рана яшчэ піць гарэлку. Ісці далёка.

– Петя, не пить, а перекусить.

– А хто гэта перакусвае ў лесе без гарэлкі?

– А, ну ладно. Потерпим. Что дальше?

– Далей вось што…

Петя предложил пройти еще километров пять-семь и только там, на очередном острове, заночевать. Заодно посмотреть гон лосей, которых на том месте должно быть не менее пяти рогачей. Как я мог отказаться от такого предложения, хотя чувствовал, что ноги уже порядочно гудят: по болоту прыгать – это не по суше гулять! Но настроение зашкаливало – я не мог даже себе раньше представить, что это болото, это, казалось бы, гиблое и сумрачное царство так меня увлечет. Ведь это целая страна, это зарубежье, это – другая планета! Конечно, главная заслуга моего восторга была в том, что я в этой необычной стране не чувствовал себя «иностранцем» благодаря Пете. Чудному, медлительному, простому, открытому, вдумчивому аборигену. Но так неожиданно, например, пришедшему ко мне там, на острове сегодня, чуть ли не на спинах у самых настоящих диких кабанов, которых он явно знал давно. И он здесь, конечно же, дома и в переносном, и в прямом смысле этого слова.

Я отправился, как мне указал рукой Петя, по указанному азимуту уже намного левее перевалившего за полдень солнца. Значит, я все же сдвинулся на юг, решил я и отметил маршрут на карте. На этой же карте впереди значился крестик – остров. Далековато, но как раз это и будоражило кровь, прибавляло адреналина и сил. Я, тем не менее, аккуратно прощупывал тропу спереди себя. Лосиные следы на грязи поражали воображение своими размерами. Больше никаких следов, кроме пары лап енотовидной собаки и многочисленных «кукурузных палочек» глухарей на кочках, я не замечал. Пройдя какое-то расстояние, я с удивлением обнаружил, что земля под ногами стала тверже. Трясина уже не колыхалась вокруг меня, багульник и голубика сменили клюквенники, а деревья стали выше, гуще и стройнее. Запахло лосем, атаковали «лосиные» клещи, и вот он – лось! Огромное черное пятно с белесыми ногами я заметил прежде, чем лось обнаружил меня. Я тут же стал рассматривать лося в бинокль. Мама моя! Шестнадцать отростков на одной лопате и пятнадцать – на второй. Наверное, лет под двадцать ему! Лось, прислушиваясь, водил ушами, но смотрел в другую от меня сторону. Он был на моем пути, и обходить его стороной не входило в мои планы. Вдоволь налюбовавшись исполином метров со ста пятидесяти, я стал тихо идти вперед, чуть левее обходя уже насторожившегося красавца. Картечь в стволах – мало ли, волк объявится на пути. Лось заметил меня, затаился. А я, сделав вид, что не вижу его, обошел его стороной. Лось с места так и не сдвинулся. Радостно и светло на душе становится после таких вот встреч! Я опять глянул на болото будто бы с облаков. Ни одной человеческой души вокруг и вдруг: лось и человек! Этот исполин лет двадцать бродит по этому болоту. Здесь живет, здесь питается, здесь любит, здесь охраняет свое потомство, здесь, возможно, спасается от охотников и волков. Столько лет наши с ним пути где-то своими маршрутами вились, вились, и вдруг вот сейчас пересеклись. Наши жизни с ним – в одной точке. Сколько мне было лет двадцать лет назад? Пять лет! Так что сейчас этот лось уже намного старше и мудрее меня, а вот на выстрел из оружия подпустил. Зря он так! Человек – опасность, и дикий зверь должен избегать встреч с человеком, тем более в тихой глуши. И я в очередной раз поверил в мною же придуманную и проверенную лет с пятнадцати концепцию: дикие звери знают и чувствуют опасность по ауре, биотокам человека. Сколько раз проверено: если я не хочу, и мне нет необходимости стрелять, хотя сам я с оружием, звери бегут ко мне из-под собак как завороженные. Стоит зарядить пули для добычи – осторожничают, упираются, не идут, а если собаки подняли, летят стороной – попробуй, догони! И лось мой остался позади. Ноги приятно тонут в мягком мху, воды почти нет. А лес становится густым, и я уже поглядываю на компас и на слепящее солнце, уходящее все дальше направо – на запад. Время – три часа дня. Через четыре часа наступят сумерки. А мне идти осталось немного, судя по всему. Под ногами стал попадаться черничник, несколько синиц и поползень промелькнули на ветвях сосенок и осин, покрытых лишайником и мхом. Сам себе улыбаюсь – где я? Где? Куда завел Петя? До Иглицы отсюда около двадцати километров, наверное. Назад до Пчелинска – около пятнадцати, а то и больше. Мы где-то в районе полигона? Слышу спереди – опять желна, значит, скоро большой лес. А если смотреть по карте, впереди на пятьдесят километров нет ни одной деревни. Только за пятьдесят—шестьдесят километров отсюда проходит через все болото железная дорога: Могилев-Осиповичи-Минск. Я ездил по этой дороге на поезде и, конечно, внимательно всматривался в моховые болота слева и справа, и думал о них. Кто тогда мог подумать, что по этим болотам, в которые я так всматривался, я буду бродить! Оглядываясь и постоянно сверяясь с компасом, я вышел на остров. И первая неожиданность – черный, с шерстью, помет волков. Э – да! Здесь им больше воли. Здесь их не взять никогда. Это мне повезло в позапрошлом году приехать на три дня к егерю в Иглицу. И именно в эти три дня угораздило стае волков загрызть в болоте у Иглицы лося и остаться недалеко на гряде на дневку. Тогда я напоролся на следы, нашел останки лося и успел вызвать охотников из города. Из двенадцати волков тогда добыли семь штук. Остальные ушли. Но на местных жителей Белыничского района наша облава произвела впечатление – никто здесь, сколько себя помнят, не охотился на волков с флажками, тем более так успешно. Было добывали волков случайно, в петли ловили. Но с флажками в этом болоте еще никто до меня не охотился. Тогда ушла волчица через пробитые лосями к земле флажки. Она увела с собой еще четырех волков, двое из которых были с кровью. Но наступил понедельник – всем на работу, да и егерь заверил меня, что волки ушли на полигон. Тогда я глянул на карту: необъятное зеленое с синими черточками пространство – и махнул рукой. И вот судьба – я сам сейчас здесь. Ничего в жизни не бывает случайным. Раз тогда я не заставил егеря везти меня по заснеженному лесу в эту местность, значит, суждено мне было к ней прийти летом пешком!