Я кивнул, потупив взгляд.

– Внучек, внучек, – покачала головой бабушка. – Сколько раз я говорила: «Шалтай-болтай» – это универсальный активатор, но он непредсказуем! Как спичка в пороховом погребе! Ты хотел купол – получил фейерверк. Хотел оживить кактус – получил ворчуна. Повезло ещё, что не получил говорящий метеорит или танцующий утюг! – Она вздохнула ещё раз, но в этом вздохе уже слышалась тёплая нота. – Ладно. Ругаться поздно. Давай думать, что делать с этим… праздничным последствием.

Она прошла на кухню, сняла платок, повесила мокрое пальто. Я покорно поплёлся за ней.

– Убирать вручную – бессмысленно, – рассуждала она вслух, ставя на плиту чайник. – Магический мусор. Пока не рассеется энергия заклинания, они будут прилипать и множиться от влаги. Чай будешь? С печеньем? Я пирог привезла. Яблочный.

– Бабушка, – робко сказал я. – А ты… ты не злишься?

Она посмотрела на меня, и в её глазах мелькнула смешинка.

– Злюсь? Ещё как! Но больше на себя. Надо было спрятать книгу надёжнее. Или… – она хитро прищурилась, – объяснить тебе азы без «шалтай-болтая». Но раз уж случилось… – Она достала из сумки румяный яблочный пирог, от которого сразу запахло корицей и детством. – Едим пирог. Ждём заката. А потом… потом попробуем нейтрализовать последствия вместе. У меня есть одна идея с… пылесосом и щепоткой сандалового порошка. Но это уже завтра. А пока… – она отломила большой кусок пирога и протянула мне. – Подкрепись, «великий маг». Тебе ещё предстоит отмывать кота. Посмотри на него!

Я обернулся. Сёма, почуяв пирог, уже сидел на пороге кухни. Он тщательно вылизывал лапу, пытаясь счистить с неё прилипшие блёстки. Но чем больше он лизал, тем больше блёсток прилипало к его мокрому языку и носу. Теперь он был похож на новогоднюю гирлянду с усами. Он поймал мой взгляд и жалобно мяукнул: «Мяу?» (Это явно означало: «Помоги! И дай пирога!»).

Бабушка рассмеялась. Её смех был тёплым и звонким, как колокольчик, и в нём не было ни капли злости.

– Видишь? Магия – штука коварная, внучек. Иногда она дарит говорящих друзей, – она кивнула в сторону подоконника, где мирно стоял Колюн, – а иногда превращает котов в блестящие ёлочные игрушки. Но это не повод бросать книги. Повод… учиться внимательнее читать инструкции. И держать «шалтай-болтай» на замке. А теперь – за пирог! И рассказывай, что там Колюн тебе наговорил в прошлый раз. Я чувствую, он был зол как… ну, как кактус, которого разбудили посреди сна о пустыне!

И вот так, под стук дождя за окном, под тихое урчание Сёмы, который наконец-то получил свой кусочек пирога (и теперь блестел ещё и крошками), мы сидели на кухне. Бабушка пила чай, я уплетал невероятно вкусный пирог, а на дворе, под медленно темнеющим небом, разноцветное конфетти постепенно теряло свои яркие краски. Блёстки тускнели, бумажки становились прозрачными, а потом… просто исчезали. Как будто их и не было. Магия рассеивалась с последними лучами солнца.

Я вздохнул с облегчением. Катастрофа миновала. Бабушка не съела меня. Сёма был сыт и постепенно отмывался. А Колюн… Колюн, наверное, тихо посмеивался в своём горшке, наблюдая за нами. И я понял одну важную вещь: даже самая неудачная магия может привести к чему-то хорошему. К пирогу. К смеху. И к тому, что бабушка, оказывается, знает способ нейтрализовать конфетти-заклятье. Значит, не всё потеряно для моей магической карьеры. Главное – подходить к делу с умом. И держать «шалтай-болтай» подальше от смолы и соли.

Глава 3: Медведь Тошка и Кото-паника


После конфетти-апокалипсиса и бабушкиного спасения с пирогом, я дал себе торжественную клятву: к фолианту не прикасаться. Целых три дня. Рекорд! Я усердно учил уроки, гулял с Сёмой (который, кстати, отмылся от блёсток только к концу второго дня, вызывая восхищённые взгляды соседских котов), и даже поливал Колюна строго по инструкции – раз в неделю, по сантиметру. Кактус стоял на своём подоконнике, молчаливый и колючий, но мне иногда казалось, что он смотрит на меня с немым укором: «Ну что, полосатый, испугался? Бросил великий путь мага из-за пары блёсток?»