– У нас теперь другой начальник кадрового отдела, – продолжала Таня, – зовут его Улле Свенссон. Я его видела. Так вот, лучше не попадаться ему на глаза, страшный зверь.

– В смысле? – робко переспросила я. – Страшный зверь?

– Как объяснить… – замялась Таня, – человек, у которого нет ни стыда, ни совести. Как-то так.

– Да?

– Наш профсоюзник, то есть представитель профсоюза наш местный, сказал мне так: этот будет дохлых кошек жрать в полночь на кладбище и не поморщится. Еще и причмокивать будет.

Мои глаза, видимо, округлились до размеров колес, Таня продолжила:

– Понимаешь, если такое говорят милые уравновешенные шведы, то дело плохо. И есть предположение, что его – этого Улле Свенссона – наняли именно для того, чтобы увольнять людей.

– Что за…

– Света, ты послушай. В Швеции не увольняют просто так. А этот может говорить и делать вещи, которые никто из начальства не может.

Дальше события развивались стремительно, как в дешевом детективе.

Грету обвинили в том, что она втянула в дело с мазутом профсоюз. А это не совсем так. Во-первых, представитель профсоюза живет на «Нурдметте». В смысле это не один работник, а несколько и посменно. А во-вторых, в шведской практике есть такое правило, как самодонос. То есть, если произошло какое-то чрезвычайное происшествие, то предприятие само докладывает об этом инциденте в профсоюз, а также в arbetsmiljöverket (агентство по надзору за условиями труда) для дальнейшего разбирательства и улучшения условий работы труда на горячем производстве. Вот такая вот забота о рабочих!

Однако русское начальство не оценило данной инициативы и попыталось поначалу приструнить начальницу кадрового отдела. Когда поняли, что дело швах и начальница не собирается отступать, приступили к тяжелой артиллерии. Они просто взяли и сместили Грету с занимаемой должности. А поскольку доказать ее профнепригодность было сложно, а скорее, невозможно, то в дело опять был втянут Улле Свенссон и, конечно же, был подключен профсоюз, который боролся за права Греты ради заключения наиболее выгодного договора на увольнение.

– Послушай, – возмущалась Таня, – не надо было Грете влезать в дело с мазутом и втягивать туда профсоюз.

– Это как? – не поняла я.

– Ну надо было замять инцидент, и все.

– Как его можно было замять, когда человек шестьдесят кряду пришли в раздевалки, а там ни отопления, ни горячей воды. Как их-то надо было заткнуть?

– Хочешь сказать, что это они сообщили в профсоюз и в агентство по надзору за условиями труда?

– Я думаю, что никто никуда ничего не сообщал. Профсоюзный работник живет тут у нас.

– А самодонос? – не унималась Таня.

– Нет, а что ты хочешь? Чтобы Грета подала заявку в Нобелевский комитет на премию «Лучший работодатель года», что ли? Конечно, она написала самодонос в профсоюз, потому что у нее так в служебных обязанностях записано.

– Нобелевский комитет… – засмеялась Таня. – Это ты круто!

– Чего круто-то? Тут вон полная неразбериха во всем. Впору на все катать самодонос.

– Э, ты чего удумала?

– Да ничего я не удумала, – бормотала я.

– То-то.

– Я-то здесь при чем? – бормотала я. – А Грете я по-человечески сочувствую. Она всю жизнь этому предприятию отдала, и тут такая радость, – я произнесла так, что буква «р» звучала, почти как «г».

Таня засмеялась:

– Вот умеешь ты настроение поднять. А! – спохватилась Таня. – У нас проблемы с защитным обмундированием.

– Это еще почему? Я все подавала на утверждение, все, что мне выпадало в выборке из системы.

– Это-то, конечно, здорово. А кто ордера составлять будет? Заведующую складом уволили.

– Чего?

– Понятия не имею «чего», но только уволили ее, и все. И поэтому ордера на защитную одежду составлять некому.