Зина, как ей думалось, родилась только для того, чтобы её обзывали, обижали и смеялись над ней. Почти никогда не слышала она своего красивого русского имени, покорно отзываясь на «Зинку». Когда ей исполнилось тринадцать, она начала вести дневник. Сначала писала немного, шифруясь на тот случай, если кто найдёт. Потом присмотрела в сарае удобное местечко под самой крышей и стала хранить дневники там. Мать, покалечившая ногу, так высоко забраться не могла, а отец утонул на рыбалке, когда Зинке было лет пять. Наверное, только отец её и любил. Нет, не любил, жалел. Ругался на мать, когда та бранила дочь. Он сажал на колено Зинку и говорил:

– Ничё, не дрейфь, Зинок, вырастешь, в Москву поедешь, там всякие делают операции и тебя вылечат.

Зина стала записывать в дневники и воспоминания, а не только текущие события. В воспоминаниях был папка, его мощное колено, его толстые губы, которые хоть и редко, но целовали её в макушку. Ещё в воспоминаниях была бабушка Варя, живущая неподалёку. Бабушка сильно жалела Зинку. Наверное, даже больше, чем отец. Зинка родилась очень красивая, а бабушка Варя, работавшая фельдшером и принимавшая роды, даже перекрестилась, вспомнив поговорку: не родись красивой.

На своём веку Варвара Ивановна повидала немало новорождённых, и большинство из них были краснолицыми орущими головастиками. Обычными, в общем. И вот однажды по весне довелось принять ей ангелочка. Будь её воля, она бы назвала девочку Ангелиной, но была мать той новорождённой крикливой, озлобленной, ехидной. Не водилась с ней фельдшер Варвара. Женщина, разродившись, уснула, а Варвара, завязывая бирочки на запястье и на лодыжке ребёнка, удивлялась красоте. Перед ней лежала фарфоровая куколка: всё-то в ней было гармонично и слаженно. И даже белокурый локон, спадавший с макушки, словно был уложен специально. Будто сейчас откроется дверь, войдёт художник, чтобы писать картину с этого чуда.

Никто, конечно же, Зину не рисовал, не фотографировал, никто ей не любовался. Вскоре стало отчётливо заметно, что глаза у неё косые. Так и стала она зваться – Зинка косая.

Бабушка Варя порой рассказывала Зинке про то, какая та родилась красивая. Честно говоря, может, она и оставалась красивой, но всё портили глаза. Косоглазие настолько уродовало её, что на остальное и смотреть не хотелось.

Бабушка Варя жила не очень долго, и именно её смерть подтолкнула Зинку к ведению дневника. Первый так и начинался: «Сегодня умерла бабушка Варя. У меня теперь никого нет, с кем посекретничать. Как мне жить?»

Зинка решила, что станет, как баба Варя, фельдшером, будет в пункте сидеть, людей принимать, от болезней лечить. Но до того момента, пока она вернулась домой с документом об окончании медицинского училища, утекло много воды.

Зина привыкла в детстве играть одна, потому что обязательно находился тот, кто кричал ей: «Пошла отсюда, косая дурочка!» И она покорно уходила. Присаживалась в сторонке, лепила куличики или просто напевала песенку про синенький скромный платочек. Эту песню часто пела бабушка Варя, и Зина запомнила слова.

В школе Зина училась прилежно, но в активистах не была. Первыми в классе были красивые мальчики и девочки. А Зинка была косая, поэтому ей было не положено, так считала сама Зинка. В первый класс она пошла одна, так как мама как раз лежала с покалеченной ногой, а бабушка Варя работала. Но бабушка Варя нарвала ей красивый пышный букет, и Зина могла им закрывать лицо, пока шла линейка. Почти всех будущих одноклассников она знала, потому что жили они рядом, ходили в один детсад, но Зине всё равно хотелось начать новую жизнь. Она верила, что в школе её не будут так сильно обзывать и прогонять, как в садике. Но чуда не случилось. Всё повторилось.