Прибежал к ней как-то аккурат в день рождения Ленина шофёр Арсений. Зина открыла ему дверь, а на том лица нет. Объяснил, что к чему, махая руками. Схватила Зина чемоданчик и сумку-рюкзак, да и поспешила вслед за Арсением.

Зина не сильно волновалась, хотя подняли её с постели, к тому же пришлось хлюпать по квакающей жиже. Она привычна была к такой работе. Оренбургский платок, оставшийся от матери – уже рыхлый, кое-где с проплешинами – согревал её плечи. Этот платок, который всегда лежал на «тревожном чемоданчике», она накинула поверх плаща. Когда вдалеке показалась машина, Арсений припустил почти бегом, Зина за ним еле поспевала. Ходу от её дома было минут десять в хорошую погоду, но по раскисшей дороге ушло почти полчаса. Приближаясь к машине, Зина вздрогнула, услышав писк. Её чуткое ухо мгновенно распознало, что это не полевая зверушка, а человек.

Арсений включил фонарь, чтобы осветить Зине салон уазика. Зинаида, определив прикосновением к шее женщины, что та мертва, открыла свой чемоданчик, откинула тряпицы, лежавшие сверху, плеснула спирт на руки, подхватила дитя, завернула младенца в ветошь, затем в шаль и бросилась назад, к дому. Арсению крикнула на ходу: «Мамка скончалась. Беги, вызывай трактор, тяни к моему дому, там я встречу, поедем, оформим, вызовем, кого надо».

Арсений Акимыч был мужиком послушным. Старый уже, маленько подслеповатый. Очень боялся, что при очередном медосмотре снимут его с машины. А кроме как шоферить, ничего не умел. Он совсем растерялся, потому что получалось, что бабу эту беременную взялся везти на свою беду. Ещё и выпивал накануне.

Шофёр побежал к трактористу Макарычу. Тот валялся пьяный в сенях, жена со свежей ссадиной на скуле развела руками:

– Напился, сволочь. Фашист проклятый.

Арсений взвыл:

– Баба у меня в машине, надо к Зинке косой срочно.

Жена Макарыча в сердцах крикнула:

– Так бери трактор да сам вытаскивай своего «крокодила»!

И пошла в дом, шепча что-то типа «алкаши проклятые и гады».

Ключ торчал в замке зажигания. Арсений, матерясь, вскарабкался в кабину и поехал в поле.

Пока он в одиночку ковырялся с машиной, прикрепляя трос, осторожно вытягивая авто без водителя из грязи, в которой оно увязло, Зинаиду охватила подлая мысль – украсть этого ребёнка. Девочка была маленькая, до двух килограммов с виду не дотягивала, но гармонично сформированная, с виду здоровенькая. Приготовила Зина смесь, которую ей приходилось неоднократно готовить по работе и для соседских ребятишек, покормила дитё и стала ждать Акимыча. Малышка уснула, спеленатая в чистое и укрытая всё тем же оренбургским платком, в котором была принесена в дом. Под полом заскреблась мышь. Зина хотела топнуть ногой, чтобы спугнуть, но не стала. Уж больно сладко спала крошка. Полоска света упала на личико, и Зина почувствовала, как зависть, словно чёрный туман, обволакивает её. Зависть, что у кого-то будет этот ребёнок, а не у неё. Да, не у матери. Но у отца, бабки, тётки. Почему не у неё? За что ей это?

Зинаида увидела свет фар, накинула плащ и вышла навстречу Арсению. Тот, вытащив машину, бросил трактор на краю поля и ехал на своём уазике с мёртвой женщиной внутри салона. Зинаида запрыгнула на сиденье рядом с водителем:

– В пункт давай.

По пути в фельдшерско-акушерский пункт Арсений последними словами крыл Макарыча, пьющего беспробудно. Между матами он вкратце поведал Зине сегодняшние подробности про пьяного тракториста, поясняя причину долгого своего отсутствия.

Звеня связкой ключей, она открыла дверь и деловито прошла, почти пробежала внутрь. Выкатила каталку: