– Да, – ответил он, глядя на нее исподлобья.

– Тогда чего стоишь – иди!

Маленький смельчак удивился еще больше, посмотрел недоверчиво.

– Давай, иди, – повторила она, – но увижу, что уйдешь далеко, отшлепаю, – и погрозила пальцем. – Понял, да? Иди, время не теряй, а то скоро будем кушать…

В это время проснулся Шамиль и разразился громким плачем. Молодая женщина махнула рукой старшему сыну, давая понять, что тот может идти, а сама побежала в дом успокаивать и кормить младшего. Некоторое время спустя позвала маленького обожателя фруктов завтракать, подогрела молоко, накрошила лепешку.

«Джигит» вернулся с выпачканным ртом и в руках, таких же грязных, сжимал несколько плодов неспелой вишни.

– Ты ел зеленую вишню? – воскликнула мать, схватила проказника за руки и вместе с маленьким счастьем вытряхнула из них ягоды. – Сколько ты их съел, много? Нельзя их кушать, никогда!..

Малыш насупился и в отместку так и не притронулся к лепешке; к обеду вдруг обмяк, а к вечеру у него начались жар, рвота и сильная диарея.

На машине скорой помощи его привезли в Кизлярскую больницу. Расул никак не отреагировал на неприятную процедуру промывания, потому что не мог оказать сопротивления, но заставить его выпить огромную банку воды с марганцовкой не удалось даже Патимат. Несколько дней не спадала температура, и ее ничем не могли сбить; он почти не ел, стонал и жаловался на боли в животе. Еще через неделю от слабости впал в полубессознательное состояние и почти все время спал. Некоторые сотрудники инфекционного отделения бросали на молодую женщину осуждающие взгляды, другие всячески старались поддержать, но никто из них не знал, что делать и как помочь мальчику – только разводили руками.

В больницу навестить внука часто приезжали Айша и Курмагомед Кадиевы. Мать всячески поддерживала несчастную дочь, а суровый отец больше молчал, переживая за своего внука, лишь изредка обменивался с дочерью тяжелыми взглядами…

Лечащий врач сказал, что ребенка нужно тщательно обследовать.

– Мы впервые наблюдаем, чтобы пищевое отравление сопровождалось такими симптомами, – неуверенно пояснил он. – Поэтому признаки болезни нужно досконально изучить, чтобы понимать, как помочь вашему сыну. Посмотрим, возможно, в реанимацию положим…

Снова процедуры, сдача анализов и – опять никаких утешительных результатов! Патимат молилась, прижимала к себе Расула, забирая его в палату с процедур, вся дрожала от волнения, когда шла с ребенком на осмотр к очередному специалисту. Минуты, часы, дни длились, казалось, вечностью. На свете, наверное, нет ничего мучительнее, чем ждать.

В последнюю, шестую неделю пребывания в стационаре она со страхом поняла, что уже несколько часов ее малыш не спит, а попросту не приходит в сознание. Его положили в реанимацию. Пару дней спустя ее пригласили к лечащему врачу. От предчувствия страшной беды ее сердце бешено забилось, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди, в висках болезненно застучало, и она зарыдала, когда тот сказал ей оправдывающимся голосом:

– У ребенка очень слабый иммунитет, вряд ли доживет до завтра, – при этом старался не смотреть ей в глаза, будто считал себя виноватым за бессилие медицины перед неизвестным недугом. – Поверьте, мы сделали все, что в наших силах. Будет правильно отдать вам сына – сегодня вы должны побыть вместе…

– Он не умрет! – воскликнула та, задыхаясь от слез. – Я не отдам его! Ни завтра, никогда!..

Потом брела по улицам Кизляра с погасшим взглядом, никого вокруг не замечая: ни дороги, по которой шла, ни людей, что оглядывались на нее. Только прижималась мокрой от слез щекой к холодному личику сына и, не отрываясь, прислушивалась к его слабеющему дыханию, будто страшась, что может не услышать его. В голове билась одна-единственная мысль: «Если Расул не выживет, то я умру вместе с ним!»