– Ой, живи ты у меня, сколько тебе нужно, доченька, разве я гоню тебя! – отмахнулась пожилая женщина, стараясь говорить негромко, чтобы не слышала младшая дочь-школьница (Магомед в то время находился в Кизляре, заканчивал обучение в профтехучилище, а муж Курмагомед еще не вернулся с работы). – Только ведь приходит почти каждый день – на сына посмотреть, с тобой поговорить. А ты уходишь в дом, закрываешь калитку перед ним. Ой, нельзя так, доченька! Мало ли чего ни случится, но не казни ни себя, ни его. Поверь, родная, тяжко тебе будет самой растить сына…

То ли подействовали убеждения матери, то ли сама молодая женщина попыталась еще раз поверить в счастливое супружество, и вскоре с полуторамесячным Расулом вернулась в дом мужа. Как бы в дальнейшем ни складывались их отношения, счастливой она себя так и не почувствовала…


…готовила чечевичный суп, когда увидела, как девятимесячный Расул оторвался от скамейки и затопал в противоположную сторону. Пройдя так пару-тройку шажков, он запнулся одной ногой о другую и упал на четвереньки, но не заплакал, а залился звонким смехом и снова попытался встать.

Патимат бросила на стол нож, которым нарезала овощи, подбежала к малышу. Но тот отвел от себя ее руки, самостоятельно поднялся на ноги и, торжествующе улыбаясь ей, блестя глазенками, зашагал обратно к скамейке. Маленькая победа сына привела молодую мать в такой восторг, что она рассмеялась и, как бы в поощрение за смелость и бесстрашие, радостно захлопала в ладоши – первые в его жизни заслуженные аплодисменты!

– Мой мальчик, как я горжусь тобой! – счастливая мать обняла кроху-смельчака и осторожно (так как находилась на шестом месяце беременности) прижала его к себе…

Семейная жизнь так и не наладилась, и Патимат снова вернулась в дом родителей. Теперь уже с двумя сыновьями – Расулом и Шамилем. Пожилая Айша поняла, что на сей раз никакие уговоры не изменят решения дочери, и позвала ее с детьми в свои объятия:

– Все будет хорошо, мои родные: Аллах вездесущ и милостив!

Поддержка матери, любовь сестры и добрые письма брата из армии помогли ей поверить в собственные силы. Она искренне радовалась своим детям – двум частичкам ее материнского сердца – и не замечала однообразия житейских будней…


5.


Однажды летним утром 1988 года, когда маленький Шамиль еще спал, а Патимат подметала во дворе, Расул-кроха тщился чем-нибудь себя занять.

Сначала топтался возле матери, потом стал собирать мелкие камушки и бросать их через забор на улицу, потом устроил ералаш в крохотном муравейнике. Наконец, устав от бестолковщины, решил посвятить себя исследованию садика, где росли фруктовые деревья и виноград (он с раннего детства обожал фрукты и ягоды). Оглянувшись на мать, которая только делала вид, что ничего не замечает, уверовал в абсолютную свободу и аккуратно перелез под штакетник – туда, куда ему и мамой, и бабушкой Айшой, и тетей Патимой строго-настрого запрещалось ходить одному. А запретный плод, как известно, так сладок!

По ту сторону оградки малыш снова обернулся – убедиться, что мать все еще занята уборкой и ему предоставлена свобода действий. Каково же оказалось его разочарование вперемешку с удивлением, когда он увидел, что мать, подбоченившись, смотрит прямо на него.

– И куда это ты собрался, джигит? – спросила строгим голосом, хотя изнутри взрывалась от смеха. – А разрешение не забыл спросить?

Расул нахмурился, обиженно поджал губы: он уже хорошо понимал все слова, но сам говорил плохо, и поэтому сразу обижался, не зная, как ответить достойно.

– Что, сильно хочется в садик, да? – спросила смягчившимся тоном, чем явно ошеломила сына.