– …Три года назад меня ударила молния.
– Молния?!
– Молния. С неба.
– Боже мой! Как?
– Я был в поле, в грозу… Молния ударила прямо в меня. В голову…
– Как же вы выжили?!
– Я потерял сознание. Очнулся через пару часов и пошел, то есть – на велосипеде поехал… В больницу. Врачи мне сказали, что через меня прошли десять тысяч вольт и ушли в землю. Хорошо, что я потерял в темноте шлепанцы. Потому что если бы я был в шлепанцах – такие резиновые, пляжные, – то десять тысяч вольт не прошли бы в землю, а превратили бы меня в головешку…
– И что – никаких последствий?
– Ну вот это самое последствие: я стал читать кровь… И еще…
Он снял шляпу. Удлиненный череп был совершенно лишен растительности; кожу покрывали багровые рубцы, будто швы, соединяющие лоскуты. Голова была похожа на продолговатый латаный-перелатаный мяч для регби. И плоское лицо блином было раскатано на этом мяче.
– Волосы расплавились. Пришлось снимать их вместе с кожей. Больше не растут, – равнодушно сказал Карлос и надел шляпу.
Полковник почувствовал, что сдается. Внутренне он не мог согласиться с тем, что перед ним чудотворец, но возражений не находил. Логика и трезвое сопоставление фактов, которым он следовал всю жизнь, загнали его в угол: все говорило о том, что этот тип может делать то, что люди называют чудесами. Оставалось только решить – верить или не верить своим глазам, ушам и рассудку.
– Хорошо, – сказал полковник, невольно подражая бесцветным интонациям Карлоса, – завтра я принесу ее кровь. Одного кубика хватит?
– Хватит и одной капли…
Получить кровь Клаудии не составило труда. Полковник позвонил лечащему врачу и сказал, что хочет сделать анализы в другой лаборатории, подконтрольной Министерству обороны.
Медсестра взяла кровь из вены Клаудии, передала закупоренную пробирку полковнику и вышла из палаты.
Лицо Клаудии, кажется, изменилось. Полковник поймал себя на том, что с трудом узнает ее. Кожа стала светлее. Черты лица как бы сгладились, в них почти не оставалось индивидуального – еще несколько дней, и он вообще ее не узнает. Мелькнула даже дурацкая мысль, что в морге он не сможет без посторонней подсказки отличить ее лицо от других неживых лиц.
Он стоял у ее кровати с пробиркой в руке. Оставить ее кровь здесь и просто уйти? Уйти! Он сделал все, что мог. Правда в том, что медицина бессильна. И еще правда: он бессмысленно пускает свою жизнь под откос. И третья правда: этот Карлос – мошенник. Не надо себя обманывать – все кончено. Выбросить пробирку в мусор и выйти из палаты с полным осознанием истинного положения вещей. Еще можно вернуться к жене, спасти карьеру. Похоронить Клаудию, а потом покаяться за ее губы, шаги. Это будет легко, ведь ее не будет, ее УЖЕ нет.
Он положил пробирку в карман и вышел из палаты. Нянечки, сестры и пациентки заметались перед ним в коридоре, перебегая из двери в дверь и прожигая его взглядами. Да, сеньоры и сеньориты, это я, тот самый полковник, навестивший свою прекрасную умирающую мулатку! Такая вот мыльная опера, сеньоры и сеньориты.
Он отчеканил восемьдесят три шага от палаты до выхода, не дрогнув.
5
Дед открыл глаза ровно в тот момент, когда полковник взялся за ручку двери.
– Карлоса нет. Он в парке Ленина на петушиных боях.
Дед сидел на своем обычном месте у подъезда. В клетках копошились его петухи.
– А что, он – любитель?
– О-о-о, знаток!
– А вы почему не пошли?
– Сегодня не мой день. Нет, не мой.
В парке Ленина группа петушатников плотно окружила импровизированный ринг, огороженный привязанными к палкам веревочками. В стороне под деревом лежал мертвый боец с окровавленными перьями и разорванным гребнем. Проигравший.