– Ну, проходи. Что встал?

Полковник осторожно вошел и сел в кресло, выдерживая прямую спину.

– В следующий раз звони, прежде чем… И оставь ключи.

Полковник положил ключи на стол.

– Как Лисандра? – Ребенок спасает, когда больше не о чем говорить.

– Нормально.

Лисандра пошла по стопам отца, окончила медицинскую академию и работала в клинике травматологом.

Дочь простила отца за скандальный роман с легкостью, настолько оскорбившей Элену, что мать с дочерью перестали разговаривать. В доме с восемнадцатью комнатами это не трудно.

– Зачем пришел? – сказала Элена негромко, но голос сорвался.

– Я думал, Лисандра дома…

– Сочувствия ищешь у дочери? Понимания?

– Я… скучаю просто… и по тебе тоже…

– Неужели! – Голос зазвенел. – Ты слил свою жизнь в унитаз! Ты выставил себя на посмешище на старости лет! И меня заодно! Тебя уже вызывали?

– Вызывали.

– И что?

– Обещали исключить из партии, если не вернусь в семью.

– А ты что?

– Вернусь… Вот похороню и вернусь. Она умирает… Умерла…

– Умерла?

– Через пять дней отключат жизнеобеспечение, и я вернусь. – Его душила ярость, и он говорил приглушенно. – Потерпишь недельку?

Элена отпрянула назад, откинулась на спинку дивана. Потом резко подалась вперед и закричала:

– Подонок! Ты зачем пришел?! Ждешь, что я поплачу с тобой о твоей шлюхе?! Да я, может, молилась, чтобы она сдохла! И бог услышал мои молитвы!

Полковник вдохнул, выдохнул и выговорил ровно:

– Вообще-то я пришел спросить, почему ты убила нашего ребенка.

Он не хотел ударить так наотмашь. По дороге домой проигрывал этот разговор, искал слова, репетировал подходы. Но их обоих понесло, и он выпалил, даже порадовавшись, как легко и просто это получилось. Удачно! Потому что, конечно же, никакого второго ребенка не было и быть не могло. Этот чертов Карлос просто все придумал. И потом, когда все уляжется и этот вопрос покажется особенно диким, его можно будет легко списать на собственную неадекватность и остроту ситуации. Можно будет оправдаться желанием сделать жене больно – как ни странно, такое оправдание часто принимается в семейной жизни.

– Почему ты тогда сделала аборт? – Уверенно выговорив «тогда», полковник блефовал. Он не представлял, когда это могло произойти и произошло ли.

– Нет! Нет! – закричала Элена, и полковник понял, что это – «Да».

Орали друг на друга еще с четверть часа, а когда устали, полковник знал все. Тринадцать лет назад, в двухтысячном, Элена избавилась от ребенка. Никто не знал об операции, кроме той женщины-хирурга, которая ее и сделала. Полковник, как обычно, странствовал. Не в силах ответить на вопрос «почему», Элена то ярилась, то плакала и во всем винила полковника. Но все же по отдельным ее выкрикам и собственным смутным воспоминаниям ему удалось что-то понять. У них тогда случился кризис. Элена потребовала, чтобы он прекратил побеги из семьи в горячие точки, дымившиеся во множестве на карте смятенного мира.

– Никто не знал, кроме хирурга, но она умерла уже лет пять как… – сказала Элена после длинной паузы, когда они отдыхали, сидя в разных углах. – Она тебе раньше рассказала?

– Нет.

– Как же ты узнал?

– Мне это приснилось…

– Ты издеваешься?

– Нет. Это почти правда. Мне один… ведьмак нагадал…

– Ты окончательно рехнулся.

Элена откинулась на спинку дивана, прикрыла глаза. Полковник смотрел на ее колени. Полы халата разошлись и открыли внутреннюю поверхность бедер. Встать сейчас на колени и уткнуться лицом туда, в это горячее, гладкое – этого он ждал месяцами, к этому летел через океаны, об этом думал в бараках и палатках. Это ощущение он хранил, как пещерный человек – свой негасимый огонь. И теперь этого не будет. Он сглотнул слюну – стойкий рефлекс – и почувствовал, что основной рефлекс тоже сработал исправно. Он не решался поднять глаза от ее ног и услышал хриплое от ненависти: