Слова комом застряли у Леля в горле, но рука сработала быстрее, он с остервенением метнул кинжал, который просвистел рядом с шеей пифии, и воткнулся в грудь монстру. Тот отпрыгнул в сторону и яростно зарычал, дико сверкая жёлтыми глазами, и предпринимая попытку выдрать из себя оружие.

– Беги, Урсула! – завопил музыкант, пользуясь возникшей заминкой, и уже подхватывая с земли кряжистую дубину, готовясь врезать по морде незваному свидетелю их перепалки.

– Я тебя не оставляю, – пискнула пифия. – Либо вместе, либо никак!

– Дура! – Лель судорожно сглотнул, чувствуя, как по спине потёк холодный пот. Спешно прикинув, что у двоих всё же больше шансов, чем у одного, он крикнул: – Тогда хватай вот ту палку и будь рядом… Авось отобьёмся!

Окровавленный кинжал выпал на снег. Чудовищу удалось его вырвать, но рана изрядно кровоточила, поэтому оно медлило с нападением, обходя по кругу уже тесно прислонившихся спиной к спине людей, которые без боя явно не планировали сдаваться. Жуткий зверь яростно скрежетал клыками и раздражённо подёргивал длинным хвостом, всем своим видом выражая крайнюю досаду из-за осложнившейся трапезы.

– Как думаешь, стоит ли заорать, чтобы нам помогли? Вдруг услышат и наши прибегут, – пролепетала Урсула, не в силах отвести взгляд от отвратительного создания, которое курсировало вокруг них, оставляя алые бусины крови на снегу.

– Неплохая идея, – вдруг встрепенулся Лель. – Ори, что есть мочи! В бою все средства хороши.

Но бродячие музыканты не успели исполнить свой план. В следующее мгновение с верхушек деревьев материализовалось второе чудовище, но вместо того, чтобы помочь своему соплеменнику, оно бросилось на него, всячески пытаясь подмять под себя и как следует укусить.

– А теперь точно сматываемся! – Лель схватил за руку остолбеневшую Урсулу, и что есть мочи понёсся из леса в сторону лагеря, молясь так горячо Единому, как никогда в жизни, чтобы схватка двух чудовищ продолжалась как можно дольше и в итоге которой они бы загрызли друг друга насмерть.

***

Вечерний сумрак уже полностью был готов уступить своё место ночной темноте, когда Бальтазар и Макарка наконец-то разобрались с ненавистным колесом телеги.

– Долго ковырялись, олухи! – недовольно заключил Тонио, с видом знатока рассматривая работу своих людей. – И вот куда, на милость мне скажите, сейчас нам выдвигаться, а?

– Как куда, сударь, так по тракту прямохонько. Пока хороший он, снежка мало, а там уж и к середине ночки, авось, к селению выйдем. Деревенек-то маленьких полно, – принялся рассуждать Бальтазар.

– Ой, замолчи уж лучше. А то я точно вычту из тебя золотник! Послушаю тебя, так аж брюхо сводить, – грубо перебил мужчину хозяин балагана и направился в сторону леса.

– Платил бы он столько, сколько вычитать всегда хочет, – прошептал на ухо своему товарищу Макарка, шмыгая красным носом, когда убедился, что Тонио отошёл на приличное расстояние, чтобы ничего не услышать.

– Это верно, – устало кивнул головой дрессировщик каженника. – Вот гляди, нам не доплатит, где издержки удержит, где на корме зверью сэкономит, а потом себе на лишние монетки всяких разносолов от жадности наберёт и ест в один рот. Вот и кишки у него расслабились. А я-то что? Я всегда по делу говорю, да, Макарка?

– Даже спорить, брат, с тобой не буду, – согласился пожилой факир, шагая по направлению к костру, вокруг которого сгрудились люди, пытаясь как можно сильнее согреться, ощущая надвигающийся мороз.

Небо заволокло мрачными тучами, которые скрыли в своей глубине свет звёзд. Пошёл мелкий снег, больше похожий на колючую крупу.