Сделали Тане клизму. С этими сорбентами и прочими вкусняхами это прямо назначено. И клизма подействовала странно: Таня начала изъясняться лозунгами: «сейчас ты упустишь важный момент! У нас есть цель и возможности, туда, туда!» С этими словами она устремилась к горшку. Депутат растет.

Таня внезапно ударилась в рассуждения: «эти гиббоны человекообразные, так же, как и гигантский белокрылый дракон, который все рушит». Человекообразный дракон – это сама Таня. Все совпадает, в целом, кроме размеров.

Тане, чтобы разнообразить ее диету, купили детское питание в баночках, а то ей совсем грустно ничего не есть. Папа расщедрился и купил баночку кролика, а поскольку девочки все теперь читают, и названия на баночках тоже, они всегда точно знают, кого едят. Тут обе озадачились, чем кролики отличаются от зайчиков, и как из них делают пюре. Я им в деталях рассказала, и Таня пошла обедать, очень воодушевленная: «я люблю звериное мясо!»

Маха сидит в комнате на первом этаже и поет. Таня наверху рисует, слышит Маху: «вот откуда музыка идет!» И бежит к ней. А потом они обе поднялись, и Маха, заразившись от Тани акварелью, села сама рисовать. Изрисовали вдвоем все, включая столы. Потом принялись за пластилин. Люди искусства.

Таня подходит ко мне: «мама, я хочу рисовать. Больше меня ничем не развлечь». Да ради Бога. У Тани прабабушка художница, прадедушка художник, двоюродная бабушка художница, троюродная тетя художница, и это только кого сразу вспомнила.

Девочки подрастают и начинают ссориться. Таня, бывает, выгоняет Маху из игры или отбирает у нее игрухи; Маха игрухи отдает легко, а когда Таня ее гонит, ужасно обижается и начинает рыдать, дрожа подбородком. Это ее новое умение, раньше она только верещать умела, а сейчас так жалобно плачет, что даже на Таню производит впечатление, и она быстро мирится. А Маха действует не так – не напрямую. Она ушатывает Тане психику исподтишка. Вроде бы играючи начинает говорить что-нибудь, что Тане не нравится – вот как недавно про анализ; или повторять какое-нибудь слово, которое Таню раздражает, или еще что-то такое – и все это с веселым видом и милым голосом, типа а чо такова? Тане и возразить нечего, и она начинает верещать и требовать выгнать Маху. А Маха на это будет тихо хихикать, а в другой раз на то же самое – рыдать и дрожать подбородком. Вот и пойми ее.

Таня наконец перестала быть леопардом. Так же внезапно, как стала им – легла спать вся пятнистая, а проснулась без единого не то что пятнышка, даже и следа. Теперь я врачам показываю только фотографии, и если бы не они, сама бы не поверила, что что-то было. Но к аллергологу мы все-таки съездили, оставив Маху дома с бабульдедулями. Маха вообще почти никогда не остается так, и с непривычки вела себя тише воды ниже травы. Только игрухи раскидала по всей комнате.

Таня потом помогала мне убираться и говорила Махе: «так и надо, так и должно быть: один разбрасывает – другой убирает, один стукается – другой лечится». Маха начала хохотать, а Таня строго: «дело нешуточное!»

А с одной Таней ездить – красотища. Она не ноет на светофорах, а просто читает инструкцию к машинке и время от времени говорит: «мама, у тебя стрелка показывает половину бака. Она еще не вошла в красную зону». Чудесно же!

На вечерних упражнениях Маха сказала: «сегодня я недостойна ходить назад!» И слово-то какое нашла – недостойна! Я убедила ее, что очень даже достойна, и она отлично пошагала. Вообще за время вынужденного перерыва в занятиях у нее почти нет отката. Только стала больше цепляться за опоры, и поэтому ей труднее стало ходить с палкой. Труднее не физически – она отлично ходит – а морально: она верещит, что ей страшно. Или вот еще что она недостойна. Но этот номер не пройдет. Сделала ей двойную порцию тех упражнений, которые не получаются, и все сразу стало получаться.