Ерундой.
Этот учитель, как выяснилось позже, был не единственным, кто пожаловался на поведение Ника. Сообщения дошли до родителей мальчика, и мама сразу его предупредила о том, что дома его будет ждать серьёзный разговор. Сама она на это настроена, видимо, не была, однако отец будто ради этого и существовал. Он позвал сына к себе в кабинет многообещающим «Ник, подойди!» и, развалившись в своём кожаном кресле, стал ждать.
Ник, не торопясь, вошёл.
– М? – начал он.
– Твоя мама передала мне сообщения твоего классного руководителя. Догадываешься о чём речь?
– Вероятно.
– Давай проясним ситуацию. Правильно ли я понимаю, – он делал маленькие паузы между частями предложения, как бы растягивая удовольствие. – что практически на всех уроках, ты, вместо того чтобы учиться… – опять пауза. – Пишешь книгу?
Занимается ЕРУНДОЙ.
Слово «книгу» прозвучало из его рта так неприятно, что даже не вызвало ассоциацию со значением слова «книга», будто отцовское «книгу» было совсем иным, чем-то плохим, возможно даже на редкость мерзким.
– Да, я пишу сейчас довольно много, но не на каждом уроке.
– Погоди, – отец не по-доброму улыбался. – Я сказал, что на большинстве уроков ты пишешь книгу, это так?
– Ну не знаю, насколько на большинстве, но пишу, да.
– А ты, боюсь спросить, помнишь про такую штуку, как экзамен?
– Да.
– Помнишь, что он у тебя на носу, и осталось всего три месяца?
– Да. Как я могу не помнить?
– А ты понимаешь, что к нему надо как-то готовиться, что он просто так не сдаётся?
– Я готовлюсь к нему каждый день, мы об этом говорили.
Отец усмехнулся.
– Что-то я не вижу, чтоб ты готовился.
– Я гото…
– Ник, ты хотя бы на занятиях должен слушать, чтобы усваивать самый базовый материал, а ты…
…занимаешься ЕРУНДОЙ!
– … эти возможности настойчиво обходишь стороной.
– Ну, если ты думаешь, что экзамен сложный, то тебе стоит посмотреть в Сети примеры вопросов, чтобы убедиться в обратном. Я достаточно готовлюсь, а то, что я пропускаю на занятиях занимаясь делом, это материал, который для меня совершенно лишний и, расставляя приоритеты в пользу моих интересов, я просто грамотнее распределяю время.
– Ник, а вот если говорить честно…
– М?
– Ты правда считаешь свои произведения достойными этого времени?
Началось.
Нет, я считаю ихЕРУНДОЙ.
– Более чем.
– Что?
– Говорю, более чем.
Отец на две секунды чуть скосил лицо.
– Вот… Не хочется тебя разочаровывать… Но… Я бы с этим поспорил.
– Почему?
Голос Ника, на удивление, звучал довольно уверенно. Это «почему» было не жалобным вопросом, ответ на который ничего не изменит, это было настоящее «почему», интересующееся.
– Ну, тебе сколько лет сейчас?
– Пятнадцать.
– Вот. В пятнадцать лет, Ник, ты ещё не можешь обладать достаточным количеством жизненного опыта, чтобы заниматься написанием книг.
Это «книг» было не таким, как прежнее «книгу». Конечно, тоже мерзким, но не настолько.
– Зачем нужен этот опыт?
– Потому что без него… Тебе нечего будет сказать.
– Но я же уже говорю.
– То, что ты говоришь… – он вздохнул. – В пятнадцать лет ты ещё не знаешь, что такое жизнь. И… Дело даже не только в этом. Дело в том, что… Ты не можешь писать, не учась этому, понимаешь?
– Что ты подразумеваешь под слов…
– Нельзя писать то, что приходит в голову, так не делается. Нет, ну то есть, ты можешь, конечно, попробовать, но оно никому не будет нужно. Ты должен… Прежде чем писать, ты должен понимать, что, как и зачем ты будешь писать. Иначе просто не бывает. А для этого нужно очень много учиться. И ещё больше читать.
– Ну я читаю дово…
– Ты читаешь мало. Ты читаешь мало, этого количества достаточно для обычного человека, который это любит и то… Но для того, чтобы писать этого совершенно не достаточно. И, опять же, нужно учиться.