Когда она наконец успокоилась и извинилась перед моей женой за эмоциональный срыв, между ними завязалась беседа и женщина рассказала, через что ей пришлось пройти… Это был брак без любви. В понимании её мужа любовь заключалась лишь в удовлетворении его извращённой похоти. Идея позирования в мастерской обнажённой также была актом насилия с его стороны. И так на протяжении многих лет… Муж, угрожая пистолетом, добивался, чего хотел. В конце концов они расстались…

Голубоглазая красавица была самым грустным ангелом. Побывав в роли жертвы омерзительных актов насилия и пройдя все круги ада, она сохранила свою непорочную чистоту и не растеряла душевной красоты.

…Я сидел в кресле, когда моя жена вернулась из церкви. Она опустилась на ковёр, обняла мои колени и, вперившись в меня своими чёрными глазами, произнесла: «Ты знаешь, сколько раз мне по долгу службы приходилось сталкиваться с гнусными преступлениями, чудовищными случаями насилия, но история голубоглазой красавицы – это нечто из ряда вон выходящее. То, что она рассказала о моём однокласснике, выходит за пределы человеческого воображения… Какое счастье, что у меня есть ты!..»

Перевод Самвела Аракеляна

Сорок лет пролетели как сорок дней. Не счесть, сколько мы пережили перемен – в любви и профессии, страданиях и печалях, в местожительстве, и только дружба осталась неизменной. Пожалуй, нашу дружбу я назвала бы судьбоносной, потому что непредсказуемые пути-дороги эмиграции вновь свели нас в Калифорнии. Суды-пересуды давних подруг крутились вокруг моего замужества. Вард и Мануш всячески ухищрялись познакомить меня со своими братьями, деверьями, коллегами.

Однако зря старались подружки, потому что судьба наглухо, на тяжёлый засов заперла двери к счастью до тех пор, пока нежданно-негаданно они не распахнулись вновь в Калифорнии благодаря одной из них – Мануш.

Фортуна улыбалась Вард чаще, чем мне, то есть двери к супружеству открывались перед ней легко. Она первой из нас оказалась в Калифорнии. Вышла в четвёртый раз замуж за очень богатого ливанского армянина Алена, который души в ней не чаял. Вард считала, что труднее всего развестись в первый раз, это как решиться на осознанное «самоубийство», жить вдали от мужчины, без которого никогда не представляла свою жизнь. Но когда преодолеешь эту страшную черту, очередное замужество – всего лишь пара пустяков, и можно будет довести число разводов до десятка, если что-то не так сложится.

Мануш в двух городах Калифорнии ухаживала за парализованными старушками: первую половину недели жила в Глендейле, вторую – в Сан-Диего. Ездила поездом, который стал для неё то ли домом, то ли дверью в неведомый мир, вечно мельтешащий и ускользающий. Прильнув лицом к окну, она восхищалась изумительными закатами солнца над Тихим океаном и почему-то всякий раз мечтала о собственном доме, с тоской вспоминала о муже Аршо и детях, с которыми не виделась лет десять.

Во время очередной поездки к ней «случайно» подсел какой-то армянин, и шапочное знакомство оказалось судьбоносным. Через несколько месяцев Жозеф, тот мужчина, стал моим любимым мужем.

В жизни мне ещё не встречалась столь страстная супружеская пара, как Мануш и Аршо. Стены их дома будто светились любовью и счастьем. Медовый месяц длился десять лет, до середины девяностых, и завершился вынужденной эмиграцией. Они взяли кредит, чтобы открыть своё дело, а в итоге лишились квартиры. Мануш подалась в Америку на заработки, чтобы вернуть утерянные деньги. Аршо с той же целью уехал с детьми в Санкт-Петербург, к брату, но больше не захотел возвращаться в Ереван, заявив, что там дети будут обречены на безработицу…