Это свидание сыграло огромную роль в жизни князя Трубецкого: он уверился в том, что для него не все еще кончено, он поверил, что они еще будут вместе. Уже совершенно с другим чувством он принял свой приговор, и надежда давала ему силы во время тяжелой дороги в Сибирь: он теперь знал, что жена его не оставит, а значит, будет и дальше продолжаться жизнь, сил вынести трудности у него хватит. Однако все это произойдет позже.
Вернемся к тому времени, может быть, самому страшному, когда, в Петропавловской крепости заключенные ждали суда, формулировки их вины.
Наконец, 10 июля 1826 года, всех собрали «в большом зале комендантского дома». За огромным столом сидели члены совета, сенаторы и различные служащие. С. П. Трубецкой, как и С. Г. Волконский, всю жизнь помнили этот момент своей жизни. «Торжественно прочли каждому из нас, начиная с меня, сентенцию Верховного Уголовного Суда. Все мы были приговорены им к отсечению головы, которая казнь Императором уменьшена и заменена осуждением вечно на каторжную работу. (…) Я думал, что меня осудят за участие в бунте, меня осудили за цареубийство. Я готов был спросить, какого царя я убил или хотел убить».>16 И все же чувство, что осужден не на смерть, было сильным.
Далее в «Записках» С. П. Трубецкой описал процесс перехода дворянина, офицера в разряд «государственных преступников». Семерых вызвали из камер, провели перед знаменем Лейб-гвардии Семеновского полка, «прочли вновь сентенцию», сломали над головой шпагу; с трудом, но сорвали с него мундир. Примерно так же акт гражданской казни запомнил и С. Г. Волконский. В кострах горели блестящие мундиры офицеров, которые в Отечественную войну под пулями защищали свою Родину, а теперь на них надели тюремную робу.
В этот день Трубецкому передали письмо от жены: она «уведомляла меня, что вслед за мной едет в Сибирь».>17 Ночью с 23 на 24 июля 1826 года С. П. Трубецкого отправили из Петропавловской крепости к месту каторги.
Сергей Петрович всю жизнь помнил письма жены, написанные после того ужасного и непоправимого, что случилось в их жизни. В письмах Екатерины Ивановны не было ни слова упрека, ни обиды на мужа, ни жалости к себе. Понимала ли она в те дни, что предстоит ей пережить, как изменится теперь их жизнь? Пока она была готова только проститься со светскими благами, но трудная дорога в Сибирь, требования иркутского губернатора отказаться от всех прав, четыре месяца ожидания разрешения продолжить дорогу, прибытие на Благодатский рудник и свидания с мужем в каземате, конечно, заставили ее понять, что та легкая, беззаботная жизнь графини Лаваль, которой она жила совсем недавно, ушла в безвозвратное прошлое. Что будет впереди? К чему себя готовить? Она не знала…
Когда заключенных повезли в Сибирь, Сергей Петрович еще раз увиделся с женой.
«В Пелле я нашел жену мою и брата Александра, княгиню М. Н. Волконкую с сыном. Жена сказала мне, что она завтра же за мной выезжает; мы пробыли часа два и расстались».>18
Однако еще в Иркутске, получив оставленное ей письмо мужа, она почувствовала: Сергей Петрович надеется на нее, верит в то, что вдвоем они все «перенесут».
«Ангел мой, я прошу И(вана) Б(огдановича) не отказать мне в милости видеть тебя и обнять тебя пред отправлением моим… Храни себя, обо мне не беспокойся, с помощью божию я все перенесу. Во время пути, я надеюсь, что мне не откажут в утешении писать к тебе и оставлять письма на станциях».>19
И она ждала писем мужа. Она читала их и понимала, что обожаемый муж ждет ее, что ему нужна ее помощь, поддержка. Он уже, вероятно, прибыл на Благодатский рудник, и она всей душой стремилась к нему, потому что безмерно любила этого человека.