Мы же, читая письмо Сергея Петровича, написанное 29 октября уже на Благодатском, постараемся понять, что же это такое – каторга. Трубецкой с Винокуренного завода прибыл на рудник четыре дня назад и только-только постигал законы и условия каторжного существования.

Е. И. Трубецкой. Благодатский рудник. 29 октября 1826 года.

«Милый ангел! Четвертая неделя пошла, что я с тобою разлучился, и вчера только обрадован был известием от тебя, получив письма твои от 10 –го и 14-го. Ангел мой! Если б стал я тебя благодарить за все то, что ты в них пишешь, за всю ту беспредельную любовь твою ко мне, которая в них так сильно («так сильно» вписано поверх строки) изображается и которой уже ты столько подала несомненных доказательств…

Ты права, милый, безутешный друг мой, когда уверена в твердости моей, (…) я буду тверд во всех обстоятельствах… Сверх того, любовь твоя придает мне неимоверные силы…

Здесь находят нужным содержать нас еще строже, нежели мы содержались в крепости; не только отняли у нас все острое до иголки, также бумагу, перья, чернила, карандаши, но даже и все книги и самое священное писание и евангелие. (…) Забыл сказать тебе, что в комнате, в которой я живу, я не могу во весь мой рост установиться, и потому я в ней должен или сидеть на стуле, или лежать на полу, где моя постель. Три человека солдат не спускают глаз с меня».>20

В письме С. П. Трубецкой, кстати, не сообщил жене, что работа на Благодатском руднике шла под землей и он боялся легочного кровотечения, которое было в Петропавловской крепости. В другом письме Сергей Петрович добавил сведения о себе, понимая, что жена очень беспокоилась о его здоровье:

«Я привыкаю действовать молотом, и работа не вредит моему здоровью… Если бы я был без действия, то, конечно, здоровье мое пострадало бы, как от воздуха, так и от нечистоты, в которой я живу… Тебе, друг милый, должно ко многому приготовиться: вообрази, что та бедная хата, в которой мы жили в Николаевском заводе, была бы дворцом в здешнем месте; ты еще не видывала таких тесных, низких и бедных изб, каковы здесь. Кроме того, истинно должна будешь жить в нищете, ибо многих из самых простых потребностей в жизни не достанешь здесь ни за какие деньги».>21

На Благодатском руднике княгиня сняла маленький домик и надеялась на свидания с мужем. Свидания разрешили 10 февраля 1827 года, но проходили они в арестантской камере в присутствии офицера. Жене не разрешили передавать мужу вещи, деньги, бумагу, чернила. Это были горестные свидания. Екатерина Ивановна видела, как похудел, осунулся муж. Она знала, что работа на руднике очень тяжелая, тем более для человека, не привыкшего к физическому труду. Она писала мужу письма, убеждала его, что даже в таких условиях надо заботиться о своем здоровье, но подходила к окну и, кроме крутящихся вихрей снега, ничего не видела. На улицу она старалась не выходить: жестокий мороз, пронизывающий ветер не давали возможности дышать. Было 30 января 1827 года. Как долго она сможет вытерпеть все это? В столицах, в Москве и Петербурге, в разговорах люди ее круга предполагали, что каторга продлится года 2 или 3. Но, похоже, скоро это не кончится, а значит, нельзя расслабляться.

Она снова брала в руки письмо мужа, от которого шло тепло, она чувствовала его нежность, понимала желание скрыть свои трудности.

«Милый ангел мой, ты можешь судить, что произвело во мне сегодняшнее письмо твое; друг мой сердечный, как опишу тебе радость мою? (…) Друг мой, ты все беспокоишься о моем здоровье, поверь мне, друг милый, что, истинно, тебе не о чем беспокоиться. Я, право, совершенно здоров; ты знаешь, я никогда не лгал, и стал ли бы я тебя обманывать? Я тебе обещал не скрывать от тебя, если бы я занемог. А мое нездоровье так было незначаще, что я и не думал, что об нем будут доносить».