С чего начинается Родина. Книга 10. Обновленное издание Владимир Хардиков

«Никто не знает, что нас ждёт.

А мы судьбе не доверяем.

Никто не знает наперёд,

Где мы найдём,

Где потеряем».

Андрей Дементьев

Среди множества морских профессий особое место занимает должность боцмана, фигура которого присутствует во всех пиратских романах-в них он занимает второе место в судовой иерархии вслед за капитаном. Никакая другая морская специальность не отождествляется в такой степени с морем, как боцманская. Понравившееся ёмкое, цельное, и отдающее всеми оттенками моря слово, привёз в Россию из Голландии Пётр Первый, преисполненный идеей создания собственного флота, во время посещения Великим посольством в конце XVII века ряда западноевропейских стран. Это и стало одержимой мечтой его недолгой взбалмошной жизни, да и зуд постижения многих специальностей начался вместе с обуявшими его помыслами, которые ранее не проглядывались, как и склонность к учению, а тут словно прорвало. Но упущенные детские и подростковые годы, прошедшие в беззаботных играх и в навсегда оставшемся в памяти страшном кровавом кошмаре стрелецкого бунта, наложили печать на всю дальнейшую жизнь первого российского императора. Писал он отвратительными каракулями со многими ошибками, не соблюдая никаких правил орфографии и пунктуации, он их просто не знал. На больших парусных судах того времени с тремя или более мачтами (в основном это касалось барков, самые крупные из них несли по пять мачт) было по одному боцману на каждую мачту, за оснащение которой в любую погоду при работе с парусами он полностью отвечал, имелся и старший «дракон», под чьим началом служили младшие мачтовые. Такая структура управления большими парусными судами, оснащёнными несколькими тысячами квадратных метров тяжёлой и грубой парусины, в условиях непредсказуемости погодных условий являлась оптимальной и позволяла в кратчайшие сроки управляться с ветрилами даже при внезапно налетавших шквалах, когда секунды решали многое, едва ли ни саму жизнь. Прогнозы погоды основывались лишь на местных примитивных признаках и общих кочующих между мореплавателями представлениях, круглосуточно нужно было держать нос по ветру, дабы не оказаться внезапно застигнутыми погодными катаклизмами, природа которых веками оставалась тайной скрытой божьим промыслом. Один лишь Бен Ган из романа Стивенсона «Остров сокровищ» чего стоит, иначе, как духовным вдохновителем и организатором, настоящим вожаком бунтовщиков, его не назовёшь. Впрочем, на парусных судах, как военных, так и торговых, столь уважаемая должность являлась не меньшей по значимости, и по укоренившейся традиции её обладатель и до сих пор представляется эдаким богатырём с непременными размашистыми усами, линьком в руке, частенько опускающимся на спины провинившихся матросов, и всевидящим, везде проникающим, беспощадным взглядом. К тому же, с непременной золотой серьгой в левой мочке уха, что свидетельствовало о его «крутости»: прохождении мыса Горн, южной оконечности Южной Америки, наверное, самой штормовой частью мирового океана, не считая Антарктики. По сути дела, этот широчайший в мире пролив Дрейка и есть продолжение антарктических вод, и ждать погоды на его берегах – дело пустое и безнадёжное. В морских рассказах Станюковича немало рассказано о многомесячных плаваниях парусников XIX века среди океанских просторов, и хотя прошло полторы сотни лет со времени их появления на свет, они остаются интересными и увлекательными по сей день, а самого писателя называют литературным Айвазовским. Недаром, прилипшее к боцману за сотни лет прозвище «дракон» стало не только нарицательным, но будто изначально родным. В нём-то и отразились все предписываемые ему качества, действительные и надуманные, хозяина и повелителя судовой команды. Многочисленные бунты и мятежи на парусниках во время многомесячных плаваний в водах мирового океана в большинстве случаев возглавлялись боцманами как самыми авторитетными вожаками судовых команд. Плавания в неизвестность, сопровождаемые болезнями, особенно цингой, уносящей целые экипажи, с набранными в портах разнородными «любителями удачи», зачастую заканчивались в неизведанных океанских просторах, когда команда, побуждаемая авантюристами, поднимала мятеж. Победителей и спасённых в большинстве случаев не было. Немало бунтов так и остались нераскрытыми, унеся свои тайны вместе с судовыми командами в океанские глубины или будучи похороненными среди бесчисленных необитаемых островов. Но это всего лишь легенды и мифы давно ушедших времён, хотя на пустом месте они тоже не рождаются и имеют под собой серьёзные основания, да и воспоминания многочисленных очевидцев тех времён единодушно сходятся во многом, включая детали. Но изрядная их часть вымышлена в результате наслоения мифических, не существовавших дополнений, обрастающих со временем всё новыми подробностями, обязательная дань ушедшим временам. Так было всегда, и вся история, как «коллективная биография», состоит из множества пластов, наслоенных друг на друга, где правду от вымыслов отличить совсем непросто, особенно когда каждый приходящий правитель старается её переписать, дабы выглядеть в самом притязательном свете в глазах будущих потомков. Несмотря на многие ухищрения, время расставляет всё по своим местам, отделяя правду от сфабрикованных на потребу дня подложных мифов, и чем более они искажены, тем скорее обнаруживаются вымышленные мертворождённые подделки. Спустя годы потомки уже не оказываются благодарными, как грезилось самовлюблённым сказочникам – «калифам на час». Зачастую уже после смерти бывших властителей ждёт вселенский позор, который уже всегда будет сопровождать их в памяти будущих поколений. Показателен пример эксгумации останков князя Василия Милославского, противника реформ Петра Первого: полуистлевший гроб с вываливающимися жёлтыми костями извлекли из могилы и, прицепив к упряжке свиней, протащили по московским улицам. Его содержимое от тряски разбрасывалось по пути следования, наводя ужас на невольных свидетелей. Можно сказать, что подобное произошло в той же Москве спустя почти три сотни лет, когда под покровом ночи из Мавзолея было вынесено забальзамированное тело недавнего вождя всех народов, двоим там было тесно, который совсем недавно являлся верховным непогрешимым существом, почти Богом. Подтвердилась правота барда Александра Галича, написавшего поэму о Сталине со словами: «Оказался наш отец не отцом, а сукою». Прошедшие столетия внесли кажущееся облагораживание прежних варварских обычаев, но суть осталась прежней, при этом количество жертв многократно возросло. Не вызывает сомнений, что и мумию основателя Советского государства ожидает та же участь, вопрос лишь во времени. Мавзолей останется вечным памятником в назидание будущим вождям, чтобы помнили: «Sic transit gloria mundi» («Так проходит мирская слава»), о чём при жизни ни один вершитель судеб не задумывается. Этому, ставшему крылатым выражению богослова древности Фомы Кемпийского почти шестьсот лет, но оно не потеряло своей актуальности. Стало негласной традицией: после смерти очередного «самодержца», перед которым совсем недавно подданные раболепствовали, они тут же начинали всячески его поносить, перекладывая на усопшего всю ответственность за совершенные прегрешения, будто сами ни при чём. Происходит развенчание бывших «венценосцев» самыми близкими его сподвижниками, а «мёртвые сраму не имут». Очевидно, прежнее показное обожание держалось на лизоблюдстве, страхе и репрессиях, ничего общего не имея с настоящим положением дел. Но «заколдованный» круг продолжает вращение, и никак не удаётся из него вырваться, настолько притягательно прошлое. Такие вот «национальные особенности», восходящие к обычаям Монгольской империи, основанной Чингисханом почти тысячелетие тому назад, и его наследие оказалось на редкость живучим, изменяя лишь форму, но не содержание. По разным причинам кончается эпоха одного «гениального» вождя и сразу же начинается борьба за верховную власть «пауков в банке», за право быть следующим лучезарным и неповторимым, и так без конца. С тех пор многое изменилось, технический прогресс берёт своё: на смену ветряным движителям пришли механические, работающие от дизельных двигателей внутреннего сгорания, генераторов и даже ядерной энергии, повлёкшие целый штат обслуживающих их специалистов, но боцман по-прежнему остался хозяином палубы и устройств, на ней расположенных. Руководитель палубной команды, подчиняющийся только старшему помощнику, во многом обеспечивающий грузовые операции и поддержание судна в приличном состоянии, чтобы рыжие пятна ржавчины не отслаивались пластами, а палубные механизмы работали безотказно, вовремя проходя профилактику, и к тому же старший в столовой команды. Да и соблюдение дисциплины и внутреннего распорядка во время долгих плаваний во многом от него зависит. В течение многомесячных плаваний на ограниченном пространстве судна среди одних и тех же примелькавшихся сослуживцев появляются непременные спутники – раздражительность и нервозность, готовые перейти в прямые конфликты или столкновения, здесь же и необходимы сильные духом личности, способные разрядить напряжённую обстановку. Фигура боцмана в таких случаях, как наиболее знающего морехода в составе команды, и вовсе приобретает особое значение: во многом от него зависит умение понизить накал или же вовсе снять сгущающееся напряжение, накапливающееся в течении долгих рейсов, и в дальнейшем предотвращать зарождающие попытки к его повторению. Этот вариант работает лишь в случае, если боцман пользуется непререкаемым авторитетом экипажа. Обязанностей хватает, и не каждому они по плечу, а лишь тем, кто себя полностью и без остатка своей профессии. Такой и получается жизнь накоротке, разрываясь между морем и землёй: от отпуска до отпуска, от парохода до парохода, но это всего лишь условие, обязательное для всех водоплавающих, ибо по-другому никак не получается. Ну а профессия уже зиждется на заранее психологически подготовленном фундаменте, без которого она обречена при первой же неудаче. Одного лишь желания, каким бы сильным оно ни было, явно недостаточно. Чтобы осилить марафонскую дистанцию длиною в жизнь, нужно быть её ярым приверженцем, ибо «рванув как на пятьсот» уже на первом вираже окажешься не у дел. Время не щадит даже пирамиды, хотя они являются символом вечности в человеческом понимании.