С царём в голове. Мастерская современного каприза Леонид Вариченко

© Леонид Вариченко, 2020


ISBN 978-5-0051-4030-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ОТ АВТОРА

Здравствуйте! Будьте в книге, как дома, и книга позволит Вам прожить в ней до последнего внятного слова.

Классический каприз – всегда современен, поэтому

современный каприз – классичен!

«Мастерская Современного Каприза» – «МАСК-ВАЛЕТ»!

Театр Леонида Вариченко – сценичен и стихотворен. Страницы – кулисы. Слова – актёры. Стихотворные размеры – костюмы. Окружающий мир – сюжет пьесы. «МАСК-ВАЛЕТ» – литературный театр! Стихотворные капризы – это всё, что пока не стало достижениями «МАстерской Сценичного Каприза». Каждая книга – спектакль!

А в данном случае дело обстоит немного по-другому.

Роман в стихах «Александровна» уже исполнялся как моноспектакль. Видеопленка по неосторожности снимавшего утрачена. Осталось всего несколько репетиционных снимков. А со дня первого издания книги прошло пятнадцать лет.

Во второй части поэтического сборника несколько миниатюр о власти вообще, о лидерах духовных и земных, об Императорах и Принцах, о Князьях и Царях впервые соединены в единую композицию «Из Князи, до под Божьи глази».

В 2012 году первый вариант сборника как CD-книга был выпущен Издательским домом «Бал-Диапазон», и лишь в этом сезоне дополненная книга приходит к вам в живом бумажном виде, в неё включена поэма «Инквизитор» – переложенная на стихи легенда из романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» о «втором пришествии» и стихотворения последних лет – «Страх привычки, смена тем, всё, как снова – раз за разом!»


«С ЦАРЁМ ЛИ В ГОЛОВЕ?» Рис. 2001 г.

***

ПОСВЯЩЕНИЕ

«Откуда сюда человеку приходится?
Уходится, право, куда?
Он волен искать, он и ищет, находится.
Вдруг правду объявит? Когда?»
Леон Де Во. «Из В. Вульф»
Светлой памяти моей бабушки,
Марии Стружкиной – ПОСВЯЩАЕТСЯ

Долгое время об этом нельзя было говорить. За это могли арестовать, сослать, а то и просто стереть с лица земли. Мария – сначала она боялась за себя, потом за дочь, позже за внука. Но перед смертью, всё же поделилась всем, что знала, с внуком, заставив поклясться, что он никому не проговорится.

А он и не проговорился.

Просто изменились времена, другими стали люди, другой стала страна, вернулись прежние ценности.

Роман «Александровна» – это произведение совести, стихи любви, семейный долг художника человеку, учившему его видеть мир – его бабушке, внебрачной дочери Царя Александра III.

***

Поэтическая семейная хроника – давний жанр российской поэзии. Леонид Вариченко решил возродить его в XXI веке, тем более, что судьба его семьи теснейшими нитями переплетена с биографиями августейшей императорской фамилии. Кровные связи русских Императоров с боярскими и дворянскими родами хорошо известны историкам, а вот сплетение кроны родословного древа со стволом и корнями подданных Российской Империи почти неизвестно. В строгой стилистике и поэтике известного пушкинского романа в стихах Вариченко воссоздаёт историю своей семьи и своего рода. Мы как-то совсем забыли, что Императоры – тоже люди, обычные граждане Российской Империи, а люди нетитулованные сплошь и рядом сплетались своими судьбами с императорской семьей.

Гибель «Освободителя» – Александра II от бомбы террориста, в конечном итоге стала гибелью всей России и миллионов её граждан.

Так семейная хроника становится историей, а история перерастает в семейное предание. Мы живём в эпоху восстановления утраченных корней и связей. Надо вспомнить всё, что возможно и восстановить всё, что ещё не полностью утрачено. Историко-поэтический труд Леонида Вариченко представляет двойную ценность, как историческая семейная хроника и как лирическая исповедь интеллигента начала XXI века, впервые решившегося поведать в пушкинском стиле о своей «прошлой жизни» в позапрошлом столетии.

Пусть хотя бы в слове вернётся всё, что может вернуться.


Константин Кедров

поэт, доктор философских наук

1. «АЛЕКСАНДРОВНА»

роман в стихах
биография на правах легенды,
в 3 частях, 30 карантах*, 240 сэнках*.

Часть первая «АННА И МАРТЫН»

1. (Воцарение)


Да, в восемьдесят первом час пробил:

Морозы отступили без апломба,

Угрозы не рассеяв над Европой,

И Гриневицкий разразился бомбой —

«Освободителя» – таки-убил.


И в тот же самый незабвенный день,

Второго марта – экая досада —

Пройдя иной походкою по саду,

Всевоцарился Третий Александр,

Небрежно на Россию сбросив тень.


За гробом, прежде нового царя —

Вдова, Княгиня Юрьевская. Боже,

Ее звезда теперь зашла. И что же,

Распоряженье было – не тревожить,

Поздней – не вспоминать, в душе коря.


Сам Александр давно уже женат.

Жена – принцесса Дании суровой —

Мила, миниатюрна, образцова.

Был с нею, что ни для кого не ново,

Сговорен Николай, умерший брат.

_________________

* Карант – одна глава романа, состоящая из сорока строк (quarante – сорок, фр.), или восьми пятистиший – сэнков (cinq – пять, фр.)

Итак: в семье любовь, любви той плод

В честь дяди назван тоже Николаем.

Трон – данность, хоть и не вполне желаем.

Страна – в либерализме, как мы знаем,

Как в чем-то жидком, в пищу не идет.


О фрейлине Мещерской память прочь

Давно прогнало осознанье долга.

Победоносцев ловит взглядом колким,

И растолочь, по-видимому, толки

О Конституции придется смочь.


Из многочисленных убийц отца,

Кого смогли, повесили уроком.

Анархия, как ни зови пороком —

Заразная болезнь. От Воли прока

Не много оказалось без свинца.


И время не стоит: и самолет

С Можайским прилетел, и генерала —

Героя Плевны спьяну вдруг не стало.

Смотря на все, пусть иногда устало,

Наш Царь был тверд и не спешил вперед.


2. (Дочь купца)


Купечества с искусством брак хорош,

Но для кого, пока что не решили.

Дозволенного рамки стали шире.

В Москве и Музы с властью задружили —

Открыл свой «Русский Драмтеатр» Корш.


Купец Фатеев ложу прикупил.

К открытию «Снегурочку» давали.

И хуже Римский-Корсаков едва ли,

Чем Глинка, да еще с Островским в паре.

Партер, как и галерка, полон был.


Уже и лету близился конец,

Фактически – открытие сезона.

В семнадцать лет и под венец резонно,

Уже пора. Какие тут фасоны!

И дочку в ложу усадил отец.


И возражений не было почти

У Анны по отечеству Петровны.

Что шутовство, что кушать макароны…

Приехала и села у колонны.

Отца не любишь, так насильно чти.


И началось, и хор себе вопит —

Сам не уснет и многих в зале будит,

И скрипки вряд ли кто-нибудь осудит,

Да и Островский, по либретто судя,

Довольно-таки непростой пиит.


Но лучший – Лель! Премного поразил,

Вернее что, конечно, поразила,

Поскольку женщина. И ариозо мило,

И видом не противна, не претила.

И досмотреть у Ани стало сил.


Впервые поглазеть на суету

Московских пустяков не возбранилось.

Потом не раз «Снегурочка» приснилась.

С затворничеством Анечка простилась,

Впервые вкус шампанского во рту.


И в довершенье выкинул отец

Один из номеров. Явился в ложу,

Купец-предприниматель, видно, тоже —

И двадцать пять, и не женат похоже —

Из Стружкиных, Мартын, ей-ей, хитрец.


3. (Аптекарь)


Владеть наследством начал он давно,

У Стружкиных мужчины жили мало.

Отца уж в семьдесят втором не стало,

До сорока немного не достало.

Глядь, и Мартын Миронычу вольно.


Но не творил сынок большого зла.

Строга маманя, Лидия Иванна,

Блюла хозяйство, как это ни странно,

Ложилась поздно и ставала рано,

И гордо честь вдовы купца несла.


В Борисовом фамильный дом стоял:

Конюшни – блажь покойного Мирона,

Поля, луга и псовые загоны.

Хозяйство и по тем годам огромно,

И челяди-прислуги счет не мал.


Хозяйка Лида успевала все:

Свое в порядке строгости хранила,

И к сестрам заезжала, не забыла,

Что неспособны править, хоть и милы.

А их Орехово доход несет.


Стоит в соседстве, не тяжелый крюк,

И все одно – завещано Мартыну.

Так что, как праздник, сластей на полтину,

В охапку нежелающего сына

И к теткам с пряниками, и не вдруг.


Однажды прихватило сердце враз.

На вид-то здорова была купчиха,

Но тут слегла. Мартын нежданно лихо

И лекаря сыскал в момент и тихо,

И научать себя не дал. Мать спас.


Потом и интерес завел себе

Таблетками да порошками боле,

С людьми связался, что уколы колят,

Клизм, ядов накупил, английской соли

И развернул «Аптеку» на Трубе.


С Фатеевым поставки завязал,

Открыл вторую на Таганке кряду…

Тут в опере Анюта, глаз отрада.

Мартын запал, женился – семьи рады —

Дегунино за ней в приданом взял.


4. (Порок)


Царь Александр трудился в меру сил:

Министров проверял – пусть не жируют,

А то свернет реформ – одну-другую,

Бомбистов припугнет и… затоскует.

Тогда и отдыхал, и водку пил.


Малютка Минни, как жену он звал,

Была строга и пьянство запрещала,

Сперва терпела и увещевала,

Позднее и решимость проявляла.

Но все ж он был любим и это знал.


Черевин Петр, вдруг вызванный с утра,

Как друг и адъютант, и вождь охраны,

День узнавал по толщине стакана

И фразе самодержца-великана

О том, что «голь на выдумки хитра».


И флягу доставал из сапога,

И обеспечивал отъезд внезапный

На ближний финский их северо-запад —

Туда, где уж царица точно сцапать

Дурную руку пьяниц не могла.


Конечно, поведенье не в пример

Такое ставить ни державным детям,

Ни тем, кто за историю в ответе.

Но сей порок, чем длительней на свете,

Тем неискорененней прочих вер.


Текли беседы без «мерси-пардон»,

Душа свои вытаптывала тропы,

Ловилась рыба и ждала Европа —

День проходил, другой… Был отдых допит,

И Царь с улыбкой возвращался в дом.


При всем при этом юный Николай,

И слабый, и ранимый с виду мальчик,