Махнула рукой.

– Но и в самом деле – чувствовать, что окружающие относятся к тебе как к тяжелобольной, выше моих сил. Даже Кит до сих пор избегает меня. Будто я заразная. В общем, я валялась весь месяц дома с конфетами, булками и сериалами. Выключив телефон и забаррикадировав дверь. И знаешь…

Я засмеялась:

– Месяц пролетел незаметно. Это был на удивление спокойное и приятное время. А еще я до блеска отчистила квартиру.

– Жену Фила не нашли?

Вопрос был риторический, для поддержания разговора. Я помотала головой.

Поисково-спасательные отряды с собаками-трупонюхами прочесывали окрестности в надежде найти Марысю (или ее тело). Событие просочилось в прессу, дело о пропавшей жене погибшего бизнесмена будоражило умы жителей Яруги, пока его не перебила весть о смерти самого толстого кота в мире. Так как размазанная по дому кровь оказалась не Феликса и не Марыси, а порезавшей ногу Кристи, то история быстро выдохлась. Обывателям в ней не хватило «мяса». Феликс ведь умер сам, верно?

– Ни. Че. Го, – четко по складам произнесла я. – Все кредитки и ключи на месте. Никаких следов. Она словно вышла и растворилась. Эшер, человек может жить без машины, но без кредиток – как? Даже если она намеренно исчезла, бросив дочь и все, чем так дорожила… Где-то же должны были ее видеть? На автобусной остановке, в сельском магазине… Не в лесу же она прячется…

Я замолчала, представив, как Марыся хорошим маникюром разрывает тушку пойманного зайца и впивается острыми зубками от лучшего стоматолога в трепещущую плоть.

– Брр, – передернуло. – Не может же…

– Если только она кого-то сильно не боится… – задумчиво ответил Эшер.

– Знаешь, я тоже так думаю, – призналась. – Что-то не сходится. Ну, не верю, что у Фила вдруг прихватило сердце. Чушь какая-то. Здоровый мужик, и сорока лет не было. А кроме того…

С кем еще, как не с ним, я могу поговорить об этом? Уж не с Китом точно. Разговор с Эшером – как плавно льющаяся сладкая янтарная жидкость. Ему я могу рассказать все. Ну, или почти все. О мечтах и страхах. О серых буднях и невыносимых трагедиях. В самом эпицентре осеннего вечера он слушает с профессиональным интересом, а когда отвлекается на других посетителей, я почти не замечаю этого.

Впрочем, сегодня посетителей в «Лаки» нет. Редкая удача.

– Рядом с рождением и смертью всегда есть нечто… – попыталась объяснить. – Как бы открывается проход между нашим миром и иным. Такой канал, и через него втягивается то, что за гранью. Особенно в смерти, там всегда особая тишина. И даже вещи, которые трогал умерший перед уходом, наполняются особым смыслом, словно приобретают иную сущность. Рождение и смерть – это черная дыра, в которой останавливается время. А вокруг тела Феликса все, что должно было его остановить, словно кричало чужими голосами.

– Голосом убийцы, – подтвердил бармен. – Ты почувствовала насилие в окружающем пространстве? Тонко… Ты – очень тонкая девочка, Аля.

– Не могу сказать точно, – я вздохнула. – Явных вибраций нет, но… Тишины тоже. И я не понимаю, что во всем этом самое странное, потому что странное – все. И Кристя молчит. Но, знаешь, мне кажется, она только косит под амнезию… Черт… Эшер, я не люблю эту девочку. Хотя должна относиться к ней, как минимум профессионально. Но детский психолог умирает во мне каждый раз, когда я вижу ее. Это нормально?

– Ты слишком много копаешься в себе, – покачал головой Эшер. – Женщина должны быть голой и веселой.

– А голой-то зачем? – я в очередной раз поразилась неисповедимым путям его мысли.

– Опасная видимость беззащитности, – витиевато пояснил Эшер. – Маскировка.