Но какое мне дело? Раз она совершеннолетняя, в мою зону ответственности не входит. И с чего я решила, что ей нужна моя жалость, хотя бы в виде подачки – тарелки супа, фигурально выражаясь? Только… Я такие вещи издалека чую: она в беде.

В большой беде.

Словно в ответ на мои мысли тревожно потянуло сквозняком. На пороге стоял мужчина в камуфляжной куртке. Из тех, от которых даже издалека веет приключениями и риском. И… опасностью. Он вошел и, никуда не спеша, медленно осматривал сконцентрированное пространство бара. Сканировал, моментально отмечая все, на что падал его сосредоточенный взгляд. Широкие плечи чуть наклонились вперед.

Прохладный воздух врывался из-за его спины в зал, где за секунду до этого было тепло и уютно, внося аромат осеннего дождя и сырости, и то тут, то там раздавались недовольные голоса. Но он не обращал на них никакого внимания.

Просто стоял на пороге и осматривался, пока его взгляд не остановился на оборванной рыжей девочке, притаившейся в темном углу. Тогда мужчина шагнул внутрь, вызывая легкий трепет в воздухе. Молчавшая до этого момента массивная дверь за его спиной жалобно взвизгнула. А недовольные сквозняком еще минуту назад посетители вдруг все как один потупили глаза, стараясь не смотреть на искателя приключений.

Он остановился напротив рыжей оборванки. Мигнул настенный плафон, на мгновение сделавшийся невыносимо ярким и освещая ее лицо. Всего на мгновение, но этого оказалось достаточно.

Странный посетитель удовлетворенно хмыкнул. И – честное слово – я точно увидела, как волосы на голове у рыжей зашевелились, словно осенние листья под порывом ветра. Она сжалась, тщетно прячась за бокалом недопитого желтого, как и ее глаза, коктейля.

– Пойдем со мной, – голос низкий и уверенный.

Он говорил тихо, но я все понимала даже издалека.

Девочка выставила вперед ладони, защищаясь.

– Нет, – затравленно прошептала она.

– Хватит! Это уже не игра. Ты же не хочешь, чтобы все случилось тут? Или чтобы я сказал всем им…

Он обвел глазами зал, старательно делающий вид, будто ничего не происходит.

– Сказал всем им, кто ты такая…

Девочка отчаянно завертела головой, вжимаясь в спинку кресла.

– Черт, – я повернулась к Эшеру. – Какого лешего ты молчишь? Что здесь такое творится?

Он как ни в чем не бывало протирал и так безупречно кристальный пузатый бокал. И молчал.

– Эшер, ну? Они все тут трусы, которые ни за что не вмешаются в чужую трагедию. Но ты-то?

Я не считала на самом деле, что свидетели происшествия трусы, прекрасно понимая: вмешиваться в личные дела в наши дни – себе дороже. Из добрых намерений можешь наскрести большие неприятности на свой хребет. Возможно, это ее отец. Или брат. Я не знаю, кто он ей, но от девочки исходили такие волны страха… Нечеловеческие… Будто над ней нависал сейчас сам дьявол.

– Это Мартын Лисогон, – наконец произнес Эшер. – Он всегда знает, что делает. Нас его дела не касаются. Поверь мне на слово, не стоит вмешиваться.

Главное, досчитать до десяти. Медленно, с растяжкой. За это время можно сделать какие-то выводы. Тогда, десять лет назад, я думала в полной самоуверенности, что счета до десяти мне хватает для принятия правильного решения.

… Десять.

– Что ж, я сама решу, стоит или нет.

Я поднялась и направилась к пугающей парочке. По мере моего движения вокруг словно образовывался напряженный вакуум.

Тронула за камуфляжное плечо:

– Она не хочет идти с тобой, неужели непонятно? Оставь ее…

Мужик обернулся. Лицо оказалось гораздо моложе, чем общий образ, который я разглядела издалека. Из-под спортивной темной шапки хмурились серые глаза. Незнакомец не производил впечатления кого-то опасного. Вполне себе среднестатистический, даже симпатичный парень лет двадцати пяти, мой ровесник. Высокий, худой, нос прямой, скулы очерчены.