– Ты собираешься меня обвинять в своей измене? После смерти? – поразилась я.

Сон был настолько реален, что я понимала: Феликс – мертв, и прийти ко мне может только в каком-то горячечном бреду или во сне, но это нисколько не удивляло. Сама возможность разговора с мертвецом не удивляла. А возмущало то, что он смеет меня обвинять.

– Я виновата? – решила идти «ва-банк».

Кто не знает про лучшую защиту?

– Зачем ты подложила под меня лисицу?

Я задохнулась от наглости.

– Ты…

Его лицо пошло судорогами, принялось распадаться на пиксели, как картинка в сбившейся программе.

Я дернулась, обнаружив себя в своей постели, села, все еще тяжело дыша. Волосы на затылке слиплись от пота, пот тек по лбу. Простыня оказалась влажной от ночной сорочки, которую тоже можно было выжимать.

В окно уже проникли первые утренние лучи, день вдруг начинался на удивление светлый, это сразу успокоило.

Промокнув рукавом ночнушки капли пота с лица и волос, я подошла к окну. Раздвинула занавески, приглашая в комнату безмятежное утро. Даже сквозь стекло было слышно, как звонко надрываются птицы, радуясь теплому и солнечному осеннему дню.

Тебе просто приснился кошмар, Алена. А ты не поняла сразу, так как никогда раньше не видела никаких снов. Просто кошмар. Но… почему, даже спустя столько лет, даже исчезнув, она продолжает преследовать меня?

Эта проклятая лиса.

Глава 5. Мартын Лисогон

Почему-то все судьбоносные, в особенности, неприятные события происходят в октябре. Словно настойчиво пытаются испортить мне любимое время года.

Я заметила её в «Лаки» во время, столь же темное, как и сейчас. Девочку с глазами янтарными, мерцающими в полутьме непроницаемо желтыми радужками хищника, с рыжими прядями немытых волос, густых и волнистых. Они рассыпались языками огня по растянутой облинялой футболке. На бледном лице – точеный носик, такой же острый – масло резать – подбородок, ввалившиеся щеки.

Она выглядела измученной и оборванной, словно бежала из какого-то кошмара. Затравленно и часто бросала настороженные взгляды на вход в бар: ждала того, кого очень боялась.

– Это кто? – я, не поздоровавшись, кивнула на нее Эшеру. – Надеюсь, что коктейль, который стоит перед ней, безалкогольный?

– За кого ты меня принимаешь? – оскорбился бармен. – Не поверишь, но я смотрел паспорт. Ей неделю назад исполнилось восемнадцать. Выпивку ей заказал один из посетителей.

– Ух ты, – поразилась я. – А на вид – не больше двенадцати. Так кто она?

– С чего тебе интересоваться? – удивился Эшер. – Знаешь ли, что происходит в «Лаки», остается в стенах «Лаки». Ты же сама любишь наше заведение именно за это.

– Я бы могла вытащить удостоверение и ткнуть тебя в него носом…

– Но ты ничего подобного не сделаешь,– закончил он с самодовольной ухмылкой. – Иначе это убежище для тебя никогда больше не будет прежним. Твое удостоверение я уже видел, а она погреется и уйдет. Жалко что ли?

Ну, честно говоря, он, безусловно, прав.

– Не жалко, – кивнула я.

И отгородилась ладонью от бокала, который Эшер успел соорудить, пока я допрашивала его по всей строгости закона.

– Я за рулем сегодня, – покачала головой. – Только кофе. Покрепче. Можно в турке на песке. Нет, знаешь… Давай-ка лучше тыквенный латте… И…

Что-то не давало покоя. Я словно физически ощущала сгущающуюся за моей спиной тьму. Чувствовала ли незримую судьбоносную развилку жизненных путей? Совру, если скажу, что чувствовала. Тогда мне просто стало неуютно. Тревога билась в макушке, словно кто-то стоял за спиной и ритмично давал мягкие подзатыльники.

Я оглядела зал, насколько смогла в полумраке. Осень собрала в этот вечер в «Лаки» полтора десятка человек, занявших все свободные места. Женщин среди них не было, этим и объяснялся одинокий коктейль на столе перед рыжей девчонкой. Никто не догадался заказать ей еды. Мужики, что с них взять…