Но мама решает все за меня.

Она выглядела такой изможденной и поникшей, что я прекрасно ее понимаю. Она устала от своей борьбы – за выживание, со всем миром и с недавних пор еще и со мной. Поэтому она дает Сеймуру шанс. Она соглашается выйти за него замуж. Не сразу – не когда мы пришли на фабрику, а после. Понадобится еще месяц-другой, чтобы она сдалась окончательно. Но я, кажется, уже в момент судьбоносного знакомства с отцом представляла, как все сложится дальше.

В день их свадьбы я впервые за долгое время вижу мамину робкую улыбку.

Она… счастлива?

Она надела свое лучшее платье, в котором, как правило, посещает дни рождения немногочисленных друзей и праздничные мессы в церкви. Я думаю, что, наверное, она все же получила то, о чем мечтала, пусть и спустя много лет, таким тернистым путем и при таких тяжелых обстоятельствах. Но между нами завеса моего молчания, и я не могу спросить ее напрямую. Она нежно целует меня в обе щеки и поправляет мои волосы на ступеньках дома, что отныне станет нашим.

Она ведет меня внутрь, крепко сжимая мою руку, а я, словно маленький ребенок, цепляюсь за ее юбку и силюсь спрятаться за маминой хрупкой фигуркой от всех ненастий. Я боюсь этой встречи.

Но мальчишка, что сидит на диване, скрестив длинные тощие ноги, не представляет никакой опасности. Он красивый, как принц из сказки, – плотные кольца темных кудрей обрамляют лицо, кожа – кровь с молоком. У него точеные черты лица и огромные грустные карие глаза. Он поднимает их на нас и захлопывает книжку, которую читал.

К счастью, рядом тут же появляется Сеймур, чтобы представить нас друг другу. Это его младший сын Тобиас, старший еще на занятиях.

А я… я – «дочь Лоры», не его.

И хорошо. Мне совершенно не хочется, чтобы Тоби с порога возненавидел меня, услышав, что я – плод интрижки его отца с другой женщиной.

Это стыдно и унизительно.

Унизительно знать, что даже в доме, на который я имею какие-никакие права, я всегда буду лишь «плодом интрижки».

Тобиас дожидается, пока взрослые уйдут, и заметно расслабляется. В присутствии мамы он вел себя настороженно, бросал на нее недоверчивые, хмурые взгляды. Она ему не понравилась. Ведь если он – принц из сказки, то, по всем правилам, ему не стоит ждать от мачехи ничего доброго.

Тоби вдруг показывает мне обложку книжки и спрашивает, читала ли я ее. Я качаю головой. Таких книг не было в школьной библиотеке, а для покупки собственных мы с мамой не располагали средствами. Да и к чему нам лишние вещи, если по некой причине придется снова сняться с места? Случалось такое, что мы переезжали из-за финансовых проблем или каких-то жизненных неурядиц.

– А хочешь? – дружелюбно спрашивает Тоби.

Я пожимаю плечами, но тут же думаю, что отсутствие энтузиазма с моей стороны выглядит невежливо. Он сделал шаг навстречу. От меня тоже требуется что-то подобное. Я вытаскиваю из сумки блокнот и пишу:

«Я бы хотела, если можно».

Темные глаза Тоби мечутся по странице, словно ему незнаком язык, на котором я изъясняюсь. Ему нужно время на осмысление.

– Ты не разговариваешь? – шепотом, словно кто-то может нас подслушать, уточняет он.

Его брови смыкаются на переносице – он не испытывает отвращения, не дичится, скорее заинтригован. Сбывается мой кошмар – я узнаю в его взгляде то тягучее, теплое сострадание, с которым на меня смотрела его покойная мать. Мне не хочется замечать, но сходство между ними все отчетливее. Лицо Патриции проступает через его еще детские, но утонченные, как и у нее, черты.

Я стараюсь отвлечься на окружающую обстановку, шарю глазами по предметам мебели, хрустальной люстре под потолком, телевизору последней модели в углу, – он, должно быть, цветной! – диванным подушкам с гобеленовым узором и изящным статуэткам на камине. Никогда прежде не видела каминов вживую. И никогда не была в таких роскошных домах. И не побывала бы, если…