Я должна была ее ненавидеть, ведь это она отняла у мамы ее любовь, ее семью и ее будущее. Красивая, но холодная, словно средневековая королева, она всегда несла себя с особой статью, отчего мое детское воображение тут же наделило ее чертами злой колдуньи из сказки, с помощью магии очаровавшей бедного принца. Но во мне не было ненависти. Я верила, что ее сердце вовсе не так жестоко, как бывает во всех этих легендах, и она способна на щедрость и сострадание.

Она сможет все исправить. Не все, но хоть что-то. Мы с мамой вовсе не претендовали на то, что принадлежит ей, каким бы путем она этого ни добилась. Нам не нужен был ее муж, ее красивый дом и благополучная жизнь. Просто жизнь – прежняя, где были мы с мамой, только мы вдвоем.

К тому же, как заключила я, эта женщина весьма религиозна. Проследив за ней, я вычислила, куда она ездит в одиночестве, – в величественный собор Святого Таинства на Вудверд авеню. Независимо от того, служилась ли там месса или нет, супруга отца приходила туда, садилась поодаль ото всех остальных прихожан и часами сидела, низко опустив голову. Корона из темных, блестящих волос скрывала ее лицо, отчего становилось невозможным разобрать, молиться она или просто погружается глубоко в себя, отрешившись от всего остального мира.

И я подумала, что это место – самое подходящее, чтобы попросить о помощи. Если она ревностная католичка и следует христианским заповедям, то не посмеет отказать мне в доме своего Бога. Мы-то с мамой были предельно далеки от религии, но изредка, по праздникам, посещали методистскую церковь недалеко от дома, куда ходили некоторые наши соседи и знакомые.

Стоило женщине подняться с места, я соскользнула с лавочки, где сидела, любуясь причудливым интерьером, огромными окнами и высокими сводами, и помчалась за ней. Я не могла позволить ей уйти. Мамино письмо было спрятано в карман моей курточки, но я не хотела прибегать к нему без крайней необходимости. Я собиралась просто поговорить.

– Миссис Коэн? – Я догоняю женщину уже на ступеньках и не решаюсь удержать за руку. Вдруг такой обеспеченной особе из высшего общества будет неприятно прикосновение какой-то девчонки. Мы с мамой живем скромно, но не какие-то нищенки. И все же – моя одежда дешевая и простая, что сразу же бросается в глаза.

Женщина останавливается и оборачивается ко мне. В ее взгляде искреннее недоумение. Она меня не знает. Мы никогда не встречались.

– Можно… – робко лепечу я. – Можно поговорить с вами, мэм?

Прежде я не видела ее так близко, и сейчас она уже не кажется мне высокомерной. Ее глаза теплые и слегка встревоженные. Она, наверное, думает, что со мной приключилась какая-то беда. Она не спешит меня прогнать, как жалкую побирушку из тех, что частенько ошиваются возле храмов разных конфессий. Вместо этого она кивает, приглашая следовать за собой, и ведет меня к небольшому скверу за церковью.

– Кто вы, юная леди, и что я могу для вас сделать? – вежливо интересуется миссис Коэн.

И моя жалкая душа, все это время болтавшаяся на ветру на той бельевой веревке, вырывается с привязи и летит ко мне, с силой вонзается в тело. Я почти физически ощущаю боль в грудной клетке, когда она занимает свое прежнее место. У меня дрожат губы, дрожат руки, дрожат коленки, дрожит все. Я сама становлюсь листком на ветру, скомканным письмом, которое ощущают подрагивающие кончики пальцев, засунутые глубоко в карманы.

Каким-то неведомым образом она понимает, что со мной творится. Оглаживает меня по плечам без тени брезгливости.

– Ну… тише-тише, – ласково говорит эта женщина. – Все будет хорошо, маленькая. Я тебе помогу, знала бы еще чем. Я Патриция. Как тебя зовут? Где твои родители? Что случилось?