С тех пор я видел ее одни раз, но об этом позже. Хочу быть последовательным. Последовательность меня устраивает.

– Представляешь, чтобы бы было, если бы можно было убить? Вот так что угодно и кого угодно. Просто так, без последствий.

– Ты же сама мне запретила о Достоевском.

– Нет, я не о нем, я о том, представляешь ты это или нет.

– Нет – ответил я.

– Вот и я нет, я все стараюсь и не могу. Это, знаешь, как с дорогой. В общем есть такое упражнение для тренировки фантазии: пытаешься представить дорогу в поле ну или где хочешь. Любую, любой длинны и ширины, потом берешь и удаляешь все лишнее, кроме самой дороги: поле, деревья, машины, солнце, небо и прочее. Оставляешь только дорогу и смотришь на нее. Так вот, смысл упражнения в том, что сделать это нельзя. Можно лишь закрасить фон вокруг в черный цвет. Но черный цвет – это же не пустота. Этот черный цвет можно заменить на зеленый, например, и какова цена этой пустоте, если ты просто красишь ее в любые дурацкие цвета, совсем забыв о объекте – о дороге. Я не могу представить мир без ограничений, он у меня все какой-то замазанный дурацкими красками, жирными и яркими.

Она руками ела ресторанную еду и пила шампанское из горлышка. Естественно совершенно голая. Я заметил, что белый крем так и остался у нее на локте. Это меня очень удивило. Только это и ничего больше.

Такой я ее и запомнил.

«эти реки текут никуда

текут никуда не впадая»

И. Кормильцев

Солнце светило в грязные окна офиса – искусственное освещение не было нужно. Альбина кричала что-то в телефон и хохотала, Тамара судорожно что-то набирала, гремя пальцами о клавиатуру, Дима бесцельно ходил из угла в угол, что сильно меня раздражало. Вообще, говоря, откровенно, раздражало меня все. Я смотрел на папки с делами, которые напоминали гробы, скользил взглядом по коленкам Альбины и находил их чрезмерно круглыми, белизна стен давила на мозг и казалось, что это не краска, а обезжиренное молоко размазано по стенам.

– Платон, пойдем, покурим – предложила Тамара, неожиданно.

– С каких пор это вы курите, мисс?

– Ну, иногда же можно. Я же не как ты.

– Что ж, пошли, Тамара. Попробуем.

Мы спустились вниз, я оперся спиной о мокрую стену, подкурил Тамаре и уткнулся глазами в урну. Из нее торчала пустая пластмассовая бутылка из под пива, вся измятая и грязная.

– У тебя глазки блестя, Платон – ласково сказала, Тамара.

– Еще бы, я с утра бутылку пива выпил, голова просто раскалывалась. Полечился.

Тамара чуть не выронила сигарету. Глаза ее округлились, я прическа съехала на затылок.

– Да ты что!? Так ты пьяный сейчас?

Я понял, какую роковую ошибку я совершил.

– Тамара, я пьяный?

Она трясла руками и почти кричала:

– Нет, по тебе не видно, но как!? Зачем? Как это ты на работу пьяный пришел, а если… если…

Бедняжка, она даже не догадывается, как часто я бываю пьян на работе.

– Тамара, ты успокойся, ничего страшного в этом нет. Одну бутылку пива я выпил уже два часа назад. К сожалению, она никак не отразилась на моей трезвости.

– К сожалению!? К сожалению!? Платон! А если Дима узнает.

Я поперхнулся дымом и заулыбался.

– Кто? Дима? А что Дима?

– Да как что? Он твой руководитель! От него зависит будешь ты работать тут или нет? Ты играешься с огнем!

– Я не играю, а подкуриваю и не с огнем, а с дешевой зажигалкой. Фу, Тамара, какая пошлость бояться обсоса Диму, он же даже голубей побаивается, ты серьезно предполагаешь, что он способен сделать мне или кому-то еще замечание?

– Ну знаешь, сможет- не сможет, а начальству сообщит, что ты бухаешь на работе.

– Так, стоп, Тамара! – прикрикнул я и она на секунду перестала истерить. – Если он хотя бы просто на меня дурно посмотрит, то пожалеет и он это знает. Я так плох, что могу вызвать тошноту у такого голубого мальчика как Дима. Если он стукнет начальству, даже если он способен стукнуть начальству, то тем более мне тут не место, сама гипотетическая возможность таких репрессий меня не устраивает.