Я брел по оттаявшему тротуару и мечтал о сырости Венеции, о которой знал только из стихов Бродского, о диких местах Кавказа, причем, мне хотелось именно туда, где простился с жизнью Михаил Юрьевич. В моем воображении появлялся грязный и душный Париж, который я так часто видел в кино и солнечный, полный жизни дикий запад с смуглыми и неухоженными ковбоями.

У меня не было денег. Я был беден. Моя зарплата уходила на оплату квартиры, на поездку домой, к маме и на несколько дней пьянки. Даже, если не пить и не курить, то на поезду к морю, самую дешевую, я бы смог скопить только за два года и то при условии, что я не заболею и не растолстею сильнее, иначе придется покупать новую одежду.

В последнее время я увеличивался в размерах как печень алкоголика.

Все же мне виделись какие-то острова, пальмы, кактусы и жирафы. Такие большие и сильные, гумилевские жирафы.

Я все брел и думал, думал, как вдруг что-то больно ударило меня в спину. Я обернулся, с полной готовностью принять бой. Передо мною стояла она, та самая девушка, с которой я пил пиво ночью, та самая, которая взглядом способна успокоить маленького ребенка, та самая, которая сказала, что нужно отложить наше знакомство, та самая, которая обещала, что мы будем вместе.

Прекрасная, стройная, с не покрытой головой и розовыми щеками она смотрела на меня весело и нежно. Она была очень хороша, и потому я ощутил какую-то беспомощную теплоту всем своим огромным телом.

– Привет, слоник! – сказала она.

– Привет. А как ты здесь?

– Гуляю, давай провожай меня до дома.

– Идем – сказал я тихо.

Она ловко схватила меня под локоть, осторожно и мягко, так, что идти стало еще удобнее, и мы пошли.

– Ты чего меня не нашел? – спросила она, не глядя на меня.

– Я думал, что ты моя галлюцинация.

– А ты куришь? – весело спросила она.

– Ты о наркотиках?

– Балда! Нашел же слово такое «наркотики». Да, о наркотиках. О траве, гашише я. Дуешь?

– Нет, я побухиваю только иногда.

– Оно и заметно, что иногда. А почему не наркотики? Ты же такой весь рок-звезда?

Я сказал грубую матерную поговорку, рифмующуюся с фразой «рок-звезда» и сам засмущался. Она весело и громко засмеялась, прижимаясь ко мне.

– Мне тяжело осознавать, что я не контролирую ситуацию. С алкоголем просто: я его хорошо знаю, чувствую все дозы и не вижу в нем ничего нового. Он меня устраивает, а наркотики – они как чужое, не по размеру пальто.

– Значит, пробовал все-таки? – спросила она и толкнула меня бок.

– Да, приходилось. Мне совсем не понравилось. Мне показалось, что я стал глупым беспомощным. Меня это не устраивает.

Мы свернули в тихий двор, в котором гудела машина и нам пришлось кричать, чтобы слышать друг друга. Зачем-то, с каким-то полицейским рвением, она стала пропагандировать идею, согласно которой наркотики наркотики менее вредны, чем алкоголь. Я ненавидел подобные разговоры. Они раздражали меня. Бедняжка так яростно настаивала, что мне стало ее жаль. Помимо всего прочего, он предположила, что после наркотиков не бывает похмелья.

– А это плохо! – сказал я и остановился на секунду, после чего опомнился и пошел дальше. – Дело в том, что напившись, я как будто умираю каждый раз, а самоубийство грех. Утром я расплачиваюсь за каждый стакан и это нравственность в действии. За каждые преступление должно быть неминуемое, мучительное похмелье, которое не только истязает твой организм, но и дарит прозрение. Я многое открыл именно находясь в этом пограничном похмельном состоянии. А что ваша трава? Так пустая, глупая шалость, а не преступление. Кроме того, от наркотиков бывает похмелье, причем гораздо более страшное. Наступает только он гораздо позже.